ФЕНОМЕН ДОГМАТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ: ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Автор: Николай Митрофанович Ракитянский — ведущий эксперт Российского общества политологов, доктор психологических наук, профессор кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова

Оригинал статьи: Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. № 5 — 2020 г.

В статье предпринята попытка системного рассмотрения феномена догматического мышления. Раскрыто его значение для политико-психоло- гических исследований. Публикация содержит четыре относительно само- стоятельных части. В первой из них автор обсуждает концепты догмата и догматического мышления, их содержание, смыслы и функции. Показано, что догматы обладают интегративными свойствами, являются фактором ментализации, формирующим целостную модель мира в сознании масс людей. Во второй речь идет о законе контекста, о психологических механизмах кон- текстуализации, деконтекстуализации, рефлексии, их важности в осознании политических проблем. В третьей части сформулирован тезис о догмах как доминантной контекстуальной системе, являющейся основанием для форми- рования ментальных матриц и основных парадигм политического мышления. В последней части разбирается сущность догмата в качестве основания политического менталитета. Автор высказывает мнение об эвристическом потенциале догматического принципа в исследовании глобальных ментально- политических систем.

Ключевые слова: догма, догмат, догматическое мышление, диалектиче- ское мышление, закон контекста, контекстуализация, деконтекстуализация, рефлексия, догматический принцип.

 THE PHENOMENON OF DOGMATIC THINKING IN POLITICAL PSYCHOLOGY: A THEORETICAL ANALYSIS

Nikolai Mitrofanovich Rakityanskiy, Doctor of Psychology, Professor, Political Sociology and Psychology Program, Political Science Department, Lomonosov Moscow State University  

The article attempts to provide a systematic analysis of the phenomenon of dogmatic thinking explaining its significance for political and psychological research. The publication contains four relatively independent sections. First, the author discusses the dogma and dogmatic thinking concepts, their content, meanings, and functions. Dogmas have integrative properties and are considered as a factor of socialization, able to form a systemic model of the world in mass consciousness. The second part of the article deals with the “law of context,” the psychological mechanisms of contextualization, decontextualization, reflection, and their importance in understanding political problems. The third part develops the thesis that dogmas can be seen as the dominant contextual system, a building block for the formation of mental matrices and the main paradigm of political thinking. Finally, the last part investigates the essence of dogma as the basis of political mentality. The author concludes reflecting on the heuristic potential of the dogmatic principle in the study of global mental-political systems.

Key words: dogma, dogmatic thinking, dialectical thinking, law of context, contextualization, decontextualization, reflection, dogmatic principle.

 

В век глобализации фундаментальные ценностные ориентации политических масс, как и прежде, определяются монотеистическими системами исповедания: восточным христианством, западным христианством, исламом и иудаизмом. Собственно, эти конфессии столетиями и определяли архитектонику глобального человечества. Они представляют собой ключевые доминанты онтологического и психологического ареала мирового сообщества как единой плане- тарной матасистемы. Кроме того, каждая из них определяет фундаментальные различия культурно-цивилизационных систем [1]. Все они, опираясь на догматический фундамент, в течение длительного исторического периода составляли основу мировоззрения, истоки жизненной позиции и философию существования, определяли базовые установки мышления людей, живущих в пространстве моно- теизма и за его пределами.

Догматы прямо или косвенно детерминируют природу и специфику политической власти нации, ее экономический уклад, устроение права, нравственность, духовность и саму судьбу цивилизаций и государств. Современная политика по сей день осуществляется в контексте тысячелетней религиозной практики и является ее следствием и результатом. Но в наше время те или иные монотеистические доктрины в результате апостасийных процессов и секулярной подмены подвергаются трансформации, результаты которой находят выражение в экспансии разного рода идеологий и политических убеждений [2]. Эти и иные обстоятельства и проблемы побуждают нас к постановке и обсуждению следующих вопросов.

 

Догматическое мышление: подход к проблеме

Со времен европейского Просвещения сложилось довольно негативное отношение к концептам «догма», «догмат» и «догматика» ввиду их неразрывной связи с теологией монотеизма, и примерно с этого же исторического момента начался процесс их секуляризации. По мнению британского политического философа Д. Грея, мы и до сих пор «живем среди неразобранных руин проекта Просвещения, который был главным предприятием Современности» [3].

В Античности у термина «догма» было социально-юридическое значение, которое исторически предшествовало его философскому смыслу, в пространстве которого догмы со временем стали выполнять роль основополагающих метафизических утверждений, и на них, в свою очередь, строились аксиология, нравственные, социальные, эстетические, политические и другие учения [4].

В русском языке используются две формы этого концепта: форма, образованная от именительного падежа, — собственно «догма» и форма, образованная от родительного падежа, — «догмат», которые семантически равнозначны. Первая редакция чаще находит применение в научной литературе, а вторая использовалась в дореволюционных источниках, и в настоящее время к ней обращаются, когда говорят о религиозных догмах [5].

Догма является объемным понятием, и в гносеологическом плане оно соотносится с такими категориями, как допущение в научном поиске, парадигма в философии, аксиома в математике, постулаты в физике, доктрины в идеологии и политике. Здесь вполне уместно вспомнить о догматизме законов И. Ньютона, И. Кеплера, Д.И. Менделеева, Н. Бора и других выдающихся ученых, признавая, что догматизм есть составная часть большинства наук, где под дог- мой понимается система базовых постулатов учения или научного направления [6].

Между тем не только политика, международная дипломатия, идеология, но и правовые системы, выступая регуляторами поведения людей, также строятся на догматических основаниях [7]. Право в своих нормах закрепляет политический строй общества, механизм функционирования государства, регламентирует политические отношения, регулирует деятельность субъектов политической сис- темы и пр. Так, благодаря разработкам догматической традиции, право состоялось как фундаментальный социальный институт, положенный в основу устройства современных цивилизаций [8]. Без правовой догматики недостижимо согласие в правовых понятиях и невозможна нормотворческая, правоприменительная деятельность [9]. В широком смысле наше мировосприятие предполагает приобретение знаний догматически, т.е. априорно (аподиктически), в готовом виде, на веру, и эти знания не требуют каких-либо аргументов и доказательств, формируя тем самым догматическое мышление [10]. К примеру, Гегель в «Феноменологии духа» соотносил догматический способ мышления с непосредственным знанием [11].

Мир современного человека, как и прежде, в известной мере строится на получаемой им информации, и он, даже не выходя за порог, может оказаться практически где угодно. Но при этом он привычно соглашается с тем, что будет смотреть на мир чужими глазами — догматически. Профессор В.А. Кутырев по этому поводу заметил, что иметь по всем вопросам свое мнение — задача непосильная. Приходится верить [12].

Как видим, догма выполняет важные познавательные функции, на что в свое время указывал К.Г. Юнг. При этом он считал, что религиозные догматы выполняют не только психологическую, но и насущную психотерапевтическую роль. По его словам, они предохраняют человека от непосредственного соприкосновения с огромной психической энергией, закрепленной в истории психического развития в идее божественного, и адаптируют образы коллективного бессознательного, рационализируя их в форме абстракций [13].

Осознание этой логики познания, которая дается далеко не всем, требует от человека рефлексивного усилия, направленного на понимание и усвоение отмеченного догмой пространства знания.

Собственно, рефлексия, будучи механизмом осознаваемой психической активности, и определяет фазовый переход от догматического мышления к диалектическому. Поэтому мы можем говорить о том, что догматическое мышление, представляющее собой многомерный феномен нашего субъективного мира, — не колючая проволока, которая не позволяет выйти за очерченные пределы. Это, скорее, дверь, через которую можно войти в просторы, обычно недосягаемые и часто не замечаемые [14]. Осознание, понимание и преодоление догм опосредствуется рефлексивными процессами, в результате чего мы актуализируем свой субъектный ресурс [15], реализуем креативный потенциал, выходим за пределы самого себя и преобразуем то, что нам дано догматическим восприятием мира [16].

В обществах монотеистической культуры, когда человек в процессе своего взросления из «естественного индивида» [17] становится социальным субъектом, у него априорно формируются догматически детерминированные установки мышления в контексте той культур- но-цивилизационной системы, к которой он принадлежит [18]. Как видим, строй догматического мышления объективно становится фактором социализации. Он обладает интегративным свойством, формирует целостную модель мира в сознании масс людей. Другими словами, каждый человек сызмала получает знание об основах устроения жизни, которое в своей сущности и есть вера; и эти две сферы — знание и вера — не только не разделимы, но даже и не различимы [19].

Тем не менее мы привычно воспринимаем суждения о догматах как о некой архаичной и нелепой системе религиозного сознания, которая будто бы состоит из ограничений и запретов, «мешает свободному развитию» личности, ее «творческой самореализации», «ограничивает» творческое мышление и пр. [20] Как раз именно это восприятие по своей сути также является догматичным. Но при этом одно слово — догма — вызывает у нас реакцию как минимум в форме настороженности или раздражения. Но наше понимание догмата как некоего запрета, наложенного на мысль, неверно в том отношении, что догмат никогда не затрагивает и не определяет те дела и заботы, которые находятся в сфере повседневной жизни.

Как видим, весьма актуальным аспектом в понимании догм является то обстоятельство, что догматичность мышления для большинства людей является неосознаваемой и потому практически невидимой, так же как и давление атмосферного столба или закон всемирного тяготения.

Закон контекста

Все из того, что я осознаю, есть то, к чему я имею доступ.
Дэниел Деннет [21]

В чем причина этой неосознанности? Мы уясняем не только конкретные факты, стимулы и ситуации, но и общий контекст как нечто неизменное для различных событий. Однако как раз этот привычный контекст довольно быстро выбывает из нашего сознания [22]. Мы можем назвать этот процесс контекстуализацией. Обратное происходит, когда информация меняется либо субъективно, либо объективно. Тогда контекст вновь обнаруживается, он снова осмысливается, и в таком случае речь идет о том, что он — деконтекстуализируется [23]. В этом плане, следуя за У. Джеймсом [24], мы можем говорить о законе контекста, в соответствии с которым стабильные, неизменные компоненты внутреннего и внешнего мира уходят из нашего сознания [25].

Так, в повседневной жизни мы обычно не задумываемся, например, об уникальности своей личности или самобытности собственной биографии — все наши особенности выступают по отношению к большинству актуальных проблем как неизменный контекст. При этом мы можем интерпретировать свое «Я» как сложную контекстуальную организацию — как устойчивый, инвариантный и при этом доминантный контекст, который мы не осознаем. Но, подобно любому контексту, «Я» имеет аспекты, которые могут быть деконтекстуализированы и пережиты как объекты сознания. Эти превращенные в объекты сознания аспекты «Я» могут затем использоваться для построения модели самого себя [26].

Или вот, например, осмысление тех или иных обыденных событий не предполагает ни одновременного осознания языка, которым мы пользуемся, ни названия города, в котором они произошли, ни времени года. Все это составляет тот устойчивый, неизменный фон, который не осознается до тех пор, пока к этому контексту не будет привлечено осознанное внимание [27]. То есть получить сознательный доступ к контекстам можно через их деконтекстуализацию или, говоря другими словами, путем рефлексивного опосредствования [28]. По мнению профессора Б. Баарса, контекст в известном смысле состоит из того, к чему мы уже адаптировались, и он служит той основой, относительно которой выявляется, определяется и осознается новая информация [29].

Таким образом, человек как социальное существо объективно контекстуален — он всегда включен в многомерную среду. Он существует в природном, антропологическом, культурно-цивилизационном, ментальном, политическом и, наконец, духовном пространстве. В психологическом плане он неразрывно связан с этими пространствами и в определенной мере, имплицитно или эксплицитно, включает в себя эти пространства [30]. Иначе говоря, все мы живем в тех и иных контекстах, притом что все возможные контексты нельзя ни зафиксировать, ни перечислить [31]. Контекст — это как раз то, что всегда наглядно, привычно и не осознаваемо, поскольку люди не обращают внимание на то, что исходно представляется им очевидным. Но контекстуальная система может быть деконтекстуализирована нами посредством рефлексивного усилия, чтобы снова стать частью сознательного опыта.

Как видим, контекстуальные ограничения при их осознании становятся деконтекстуализированными, но дело это чрезвычайно трудное. Вместе с тем усомниться в адекватности контекста или сделать его предметом рефлексивного усилия — это отнюдь не безнадежный труд. Так, теория относительности А. Эйнштейна деконтекстуализировала постулаты И. Ньютона о пространстве и времени, а создатели квантовой механики сделали то же самое с допущениями А. Эйнштейна о детерминизме. Однако деконтекстуализировать чьи-то постулаты — не каждому по силам [32].

Таким образом, догмы, в контексте которых мы живем с рождения, привычно воспринимаются нами как инвариантные, неизменные структуры, как истины а priori. Они не требуют фиксации внимания и не вызывают у нас каких-либо вопросов. Это обусловлено тем психологическим обстоятельством, что априорно усвоенные образы, представления, понятия, ценности, самоочевидные истины и догмы, по закону контекста У. Джеймса, переходят в базовое со- держание сознания и… перестают осознаваться [33]. Поэтому человеку, находящемуся в контексте того или иного менталитета, чрезвычайно сложно увидеть и понять, в чем именно состоит его догматическая обусловленность. И мы со всем этим живем, мечтаем и говорим о свободе, демократии, возможности независимого выбора, субъектности… Проблема взаимодействия с контекстами как аспект догматического мышления находится за пределами внимания политологов, политических психологов и представителей других наук о человеке и обществе. Может быть потому, что они сами испытывают сложности деконтекстуализации того пространства, в котором живут и работают. Так, если, например, набрать в поисковой строке словосочетание «политический контекст», то содержательной трактовки в результате поиска мы не найдем.

Между тем каждая культурно-цивилизационная система в течение исторического времени создает свои доминантные политические и иные контексты, которые мы не осознаем и не изучаем. И здесь нельзя не согласиться с профессором А.И. Юрьевым в том, что все коммерческое и политическое давление на поведение масс целиком строится на законах и механизмах бессознательного [34], где закон контекста занимает не последнее место.

Догмы как доминантная контекстуальная система

Совокупность догматов того или иного монотеизма или же доминирующей атеистической идеологии, которая также есть догмат [35], является основанием для формирования ментальных матриц, и они уже как унифицированные коды объединяют массы людей, которые длительное время живут в контексте преобладающего априорного знания, словно в своеобразной гравитационной системе, недоступной для непосредственного восприятия. При этом ментальная матрица выступает в качестве доминантной программы организации мышления, в русле которого этнос или народ развивает и реализует самобытные социокультурные, экономические и политические практики [36].

Что касается религиозных догматов, то мало кто сейчас знает, что говорят они только о Боге. Так, в христианстве, самой догматической религии мира, не существует догматов, которые регламентируют повседневное поведение человека или предписывают то, какой должна быть культура, право, наука, экономика или политический строй. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с Символом веры [37]. Он содержит краткое и точное догматическое изложение сущности христианского вероучения и является официально признанной словесной формулой, которая структурирована двенадцатью частями (членами) [38]. По объему Символ веры умещается на одной странице текста [39]. Каждый человек, осознанно и ответственно принявший христианство, эти положения знает, принимает и исповедует, независимо от своих частных мнений и переживаний, причисляя себя к составу Церкви.

Христианство по своей догматической сути, как и любой моно- теизм, теоцентрично, оно не допускает произвольного истолкования своих догматов. В других монотеистических религиях нет такого краткого и точного Символа веры — ортодоксии, но есть развернутый свод обязательных нормативных действий, правил, ритуалов и обрядов — ортопраксия.

Для большинства религий характерен акцент на ортопраксии как на дисциплине внешнего религиозного поведения. Так, мусульманин в первую очередь должен соблюдать законы шариата. Иудею надлежит следовать предписаниям своего Закона в толковании мудрецов и раввинов. В иудаизме, например, представление о Боге и о других предметах веры в конкретной и четко структурированной словесной формуле не выражены, и последователь иудаизма может верить, как хочет. Но вместе с тем его поведение в практической жизни жестко регламентировано множеством правил.

Христианское догматическое богословие как религиозная наука следует за важнейшими и всеобще необходимыми положениями Божественного Откровения, которые сформулированы Церковью на семи вселенских соборах [40]. Собственно, этими принципами, а не частными или групповыми мнениями, определяется вера человека. Догматическое богословие отличается от самого установления дог- мата тем, что оно систематизирует однажды открытую в догмате его разумную необходимость [41].

Понимание догмата как «ступени восхождения», «могучего орудия творческого перерождения мира, творческого его развития», «лестницы к небу и Богу» представлено в философии Н.А. Бердяева. Он полагал, что религиозные догматы содержат в себе знания мета- физического характера и касаются первооснов бытия [42].

Против понимания религиозного догмата как навязчивой идеи выступал Э. Фромм, считая, что «догмат в значительной степени обусловлен реальными политическими и социальными мотивами», поскольку «означает открытую принадлежность к определенной группе» [43]. Религиозный догмат может изменять самый ум того, кто его исповедует: такие люди отличаются от тех, что формировались на основе иной догматической концепции [44]. Не удивительно, что люди, принадлежащие к различным культурам, нациям, идеологиям и религиям, зачастую не способны понять друг друга, поскольку, например, их политические ценности, политические представления, восприятие власти [45], как и в целом организация мышления, обусловлены различными системами догматов.

Догматы выражаются в форме понятий, закрепляют объект верований в рациональной форме в качестве категорий, по своей гносеологической природе представляют собой результат внерациональных форм познания, касаются области трансцендентного и выходят за границы человеческого мышления [46]. Профессор С.С. Глаголев не без оснований считал, что догматы — это идеалы, к которым нужно стремиться, а не пугала, от которых нужно бежать [47]. По его словам, бездогматизм есть бессодержательность и проповедь незнания, но человечество ищет знания, ищет истины [48]. Из чего можно заключить, что религиозные догмы отражают доктринальный уровень религии, особенности вероучения и закрепляют отдельные религиозные представления и идеи как абсолютные, предельные, сущностные, конечные, целеполагающие, наивысшие характеристики бытия [49].

Здесь мы делаем акцент на том, что в догматах сформулирована предельная цель жизни человека — утверждение себя в вечности. Они вводят его в структурированный и обязательный для всех верующих порядок взаимодействия с окружающим миром, который определяется не самим миром, а догматической формулой, содержащей обетование абсолютного Бога.

Как видим, догматические системы исповедания, повествуя только о Боге, в течение тысячелетий служат опорой менталитета, средоточием высших ценностей каждого человека, принимающего эти догматы. Само догматическое мышление как матрица или инвариантная структура объединяло религиозные, а впоследствии и секулярные группы людей, пользующихся средствами своих верований. Те и другие длительное время жили в локусе преобладающего догматического вероисповедания как в пространстве сверхсознательной доминанты.

Догматическое мышление непреложно воспроизводилось в ментальных проявлениях обыденной и общественной жизни, во всех сферах знания, образования, права, науки, философии, культуры, экономической и политической деятельности. Понятия, установки, стереотипы, нормы мышления, традиции и ценности в результате этого процесса со временем стали неотъемлемой частью не только сознания, но и других — подсознательных, а также сверхсознательных — компонентов психики верующих и неверующих людей. Ментально-догматическая самобытность из поколения в поколение возобновляется и утверждается ее носителями — субъектами менталитета как нечто само собой разумеющееся, не требующее каких-либо объяснений и доказательств. Осознаем мы это или нет, но в России большинство ее граждан по-прежнему живет в пространстве христианских догматов и ценностей, стандартов мышления и поведения [50].

Таким образом, в масштабе геополитических образований общность базисных догматических установок обусловливает их единство. Так, например, с западно-христианской догматической установкой связано единство НАТО, ЕЭС и других геополитических структур в этом менталитете. Исламской догматической установкой определено единство исламского мира как такового, независимо от многочисленных противоречий, национальных и государственных границ. Политически оно представлено Исламской Конференцией, Большой Исламской Восьмеркой и другими структурами.

Применительно к монотеистическим менталитетам геополитическое единство не обязательно представлено реальным государством или территорией, о чем можно судить на примере иудаизма, который в течение тысячелетий, не имея независимого государства, сохранял свою устойчивость и самостоятельное политическое существование благодаря неизменной базисной религиозно-ментальной установке. И наконец, с догматической установкой также связано геополитическое единство России и ряда союзных с ней государств [51].

Догматический принцип

Весьма важным в политической психологии является вопрос поиска, выявления и определения как фундаментального основания менталитета, так и возможностей его научного изучения. И здесь догматический принцип А.Ф. Лосева не только открывает нам в качестве смыслового ядра менталитета любого этноса, народа и нации «утвержденность вечных истин бытия» [52], но он также становится важнейшим методологическим средством исследования глобальных ментальных систем.

Поколения людей различного социального и политического статуса — правители, элитные группы, обыватели — опирались и по сей день ориентируются на догматические смыслы жизни. «Догмат, — пишет А.Ф. Лосев, — есть система теоретического разума, выдвинутая тем или иным религиозным опытом и откровением веры. Он есть всегда рефлексия над религиозным опытом, а не просто непосредственное вéдение. Догматика никогда не прекращалась и не прекратится в человечестве. Догмат же всегда есть научно-диалектическая система или принцип ее» [53]. Именно поэтому догмат формирует структуру сверхсознательного или надсознательного [54], по сути, внеприродного [55] феномена, т.е. массовой веры, которая и является фундаментом менталитета.

Догмат как истина, а priori принимаемая на веру политической, военной, духовной, культурной, хозяйственно-управленческой элитой, формирует смыслообразующие устремления, вектор мышления, воли и верований общностей людей, программирует особенности их жизни и деятельности, воззрения, намерения, чувствования, мотивы и поступки.

В соответствии с догматическим принципом догмат как первичная система априорного знания об устройстве мироздания и смысле человеческого существования, являясь ядром менталитета, обусловливает и характер политической власти целой страны, особенности системы права, ее экономический уклад, нравственность, духовность, саму жизнь и судьбу народов и их политических элит, государств, каждого отдельного человека.

Идеи А.Ф. Лосева развивал В.В. Можаровский в изучении религиозно-ментальных истоков политики. Он показал, что догмат представляет собой такие установки веры, которые утверждаются как всеобщие для всего исповедания, а также такие установки, которые не могут быть выведены с помощью мышления, иначе догмат оказался бы излишним и мог бы быть заменен положениями наличной логики. Первая часть определения показывает отличие догматических установок веры внутри монотеизма, вторая его часть показывает несводимость базисной установки догматической веры к естественному языческому типу мышления [56].

Догматический базис каждого монотеистического менталитета из поколения в поколение утверждается его носителями — субъектами менталитета — как нечто само собой разумеющееся, не требующее каких-либо объяснений, аргументов и доказательств [57]. Вся история существования и развития, проблемы безопасности и выживания любого народа, элит, государств, их политическое устроение определяются выбором и безусловным утверждением тех или иных догматических столпов бытия.

Между тем устойчивые национальные и региональные традиции, охватывающие массы людей, как ментальная практика повседневной жизни по-своему догматичны, при том что они не обладают свойствами трансцендентальности [58]. Традиции обязательно догматичны, пишет В.А. Кутырев, они получены через откровение и переживание от предков без всякого обоснования своей целесообразности. Они являются почвой коллективного или индивидуального бессознательного в чистой или сублимированной форме, из которой произрастают наши мысли и которая является органической частью живой культуры [59].

В отличие от политеистических (идолопоклоннических, языческих) традиций и верований, монотеистическая религиозно-догматическая вера есть осуществленность мировоззрения и специфическое, субстанциональное, принципиальное утверждение себя в вечности [60]. При этом, по мнению У. Джеймса, вера является необходимым фактором истины и сама себя подтверждает [61]. В монотеизме предмет веры выступает ценностью высшего порядка, и этот предмет находится вне природы и космоса, т.е. он трансцендентен. В христианстве суть веры определил апостол Павел: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом… Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (Евр. 11:1).

Монотеистическая вера имеет для масс людей соборный характер и выражена концептом догмата, следование которому предполагает безусловное соблюдение общих норм и правил независимо от своего языка, расовой, национальной или этнической принадлежности. Догматы как выделенные богословием фундаментальные устои религиозной веры раскрывают те самые «невидимые вещи» как предметы для всеобщего и необходимого исповедания. Догматически определяемая структура веры раскрывает внутреннюю предметность и содержание менталитета. Именно к ней сводятся самые существенные различия, которые позволяют отделить один менталитет от другого.

Религиозный аспект менталитета не сходен с национальным не только границами своего распространения, но и внутренней структурой. Например, ислам охватывает многочисленные этносы и народы на всех континентах. Все представители национальных менталитетов в лоне христианской цивилизации, верующие и не- верующие, соотносят себя с догматами, традициями, нормами и правилами независимо от языка, культурных особенностей и расовой принадлежности.

Завершая наше исследование, отметим, что догматические основания менталитета формировались с момента возникновения у человечества самосознания. Догматы, догматическое мышление и менталитет любого политического субъекта неотделимы от религии и духовной культуры, в пространстве которой он развивался, при- том что в нынешнюю эпоху секуляризма важность самой религии может стоять далеко не на первом месте в иерархии жизненных предпочтений и ценностей современных людей. При снижении уровня религиозности, даже при ее утрате, мышление людей остается неизменно догматичным.

Политические догмы, существующие в современном глобальном контексте, имеют под собой многовековые исторические, культурно- цивилизационные, философские, религиозные и психологические основания. Они детерминируют политическую деятельность, а также гносеологические установки, принципы, нормы, средства и приемы политологической практики. При этом политологическое сообщество современной России демонстрирует в целом прохладное отношение к этой теме. Понятия догматического мышления, политической догмы не представлены в научной и учебной литературе, не включены в концептуальный состав и категориальный строй как политических наук, так и других социально-гуманитарных наук.

Итоги и выводы

• Чтобы обобщить сказанное, представляется возможным сделать ряд довольно простых, но важных, на наш взгляд, теоретических и методологических выводов.
• Догматическое мышление содержит в себе объективные законы субъективного мира, которые еще ждут своих исследователей.
• Переход от догматического мышления к диалектическому осуществляется посредством рефлексии как механизма осознаваемой психической активности.
• Догматическое мышление выполняет познавательные и связанные с ними психологические и психотерапевтические функции. Как доминантная контекстуальная система оно обладает интегративным свойством, является фактором социализации и ментализации, формирует целостную модель мира в сознании масс людей.
• Догматический принцип, кроме своего непосредственного значения, имеет более широкий методологический смысл — он пред- полагает изучение закономерностей и механизмов догматического мышления.
• Догматическое мышление — неотъемлемая функция человеческого сознания, как и восприятие, представление, переживание, познание, прогнозирование, целеполагание, память.
• Современная политика, как и прежде, осуществляется в контексте как тысячелетней религиозно-догматической, так и современной секулярно-догматической практики и является ее следствием и результатом.
• В политико-психологических исследованиях глобальных политических миров методологический потенциал и эвристический ресурс концепта догмы / догмата позволяет осуществлять исследования глубинных основ как национальных менталитетов [62], так и менталитетов культурно-цивилизационных систем [63].

---

СНОСКИ И ССЫЛКИ:

[1] Чумаков А.Н. Глобальный мир: столкновение интересов. М.: Проспект, 2018. С. 91–94.

[2] Задорожнюк И.Е. Гражданская религия в США: социально-философский анализ: Автореф. дисс. … докт. философ. наук. М., 2008.

[4] Кырлежев А.И. Догматы христианские // Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Гл. ред. В.С. Степин. Т. 1. М.: Мысль, 2010. С. 680–681.3 Грей Д. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М.: Праксис, 2003. С. 280.

[5] Канаков Д.В. Определение понятия религиозной догмы // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2016. № 4. С. 90–103.

[6] Остапенко А.А. Христианский антиномизм как возможная методология психолого-педагогической науки // Вестник ПСТГУ. IV: Педагогика. Психология. 2009. Вып. 3 (14). С. 110–122.

[7] Антанович Н.А. Политика и право: проблемы взаимодействия в современном обществе // Новейшая история (1991–2006 гг.): государство, общество, личность: Материалы научно-теоретической конференции (Минск, 29 сентября 2006 г.). Минск: Белорусская наука, 2006. С. 332–337.

[8] Михайлов А.М. Формирование и эволюция юридической догматики в романо-германской традиции (XII–XIX вв.): Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2012.

[9] Арановский К.В. Конституционная  традиция в  российской среде.  СПб.: Юридический центр пресс, 2003. С. 23.

[10] Пуйман С.А. Педагогика: основные положения курса. Минск: ТетраСистемс, 1999. С. 63.

[11] Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа / Пер. Г. Шпета. СПб.: Наука, 1992. С. 21.

[12] Кутырев В.А. Философский образ нашего времени (безжизненные миры постчеловечества). Смоленск: Издательство СмолГПИ, 2006. С. 220.

[13] Юнг К.Г. Психология и религия // Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. С. 160–162.

[15] Гребенникова Е.В. Субъектность личности: теоретические аспекты проблемы // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2013. № 6. С. 140–142.

[14] Ракитянский Н.М. Концепт и принцип субъектности в политико-психологических исследованиях // Российская политическая наука: истоки, традиции и перспективы: Материалы Всероссийской научной конференции (с международным участием) / Отв. ред. Л.В. Сморгунов. М.: РИЦ МГГУ имени М.А. Шолохова, 2014. С. 408–410.

[16] Леонтьев Д.А. Личность в непредсказуемом мире // Методология и история психологии. 2010. Т. 5. № 3. С. 120–140.

[17] Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. М.: Наука, 2000. С. 5, 16, 51–61.

[18] Ракитянский Н.М. Сверхсознание как фактор формирования политического менталитета // Полис. Политические науки. 2013. № 6. С. 49.

[19] Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Академический проект, 2008. С. 152–159.

[20] Герасимов Е.Н. Гносеологические корни и психофизиологические предпосылки возникновения догматизма: Сб. статей. Киев: Екмо, 2008.

[21] Dennett D.C. Toward a Cognitive Theory of Consciousness // Dennett D.C. Brainstorms: Philosophical Essays on Mind and Psychology. New York: Bradford Books, 1978. Р. 149.

[22] Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс. СПб.: Издательство ДНК, 2000. С. 364.

[23] Baars B.J. A Cognitive Theory of Consciousness. Cambridge: Cambridge Univer- sity Press, 1988. Цит. по: Баарс Б. Когнитивная теория сознания / Пер. А.А. Алексеева. С. 174, 200.

[24] Джеймс У. Психология. 2-е изд. СПб.: Тип. В. Безобразова и комп., 1898.

[25] Аллахвердов В.М. Указ. соч. С. 380.

[26] Баарс Б. Указ. соч. С. 362.

[27] Там же. С. 364.

[28] Карпов А.В. Психология рефлексивных механизмов деятельности. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2004. С. 9.

[29] Баарс Б. Указ. соч. С. 211, 226.

[30] Леонтьев Д.А. Указ. соч. С. 131–132.

[31] Аллахвердов В.М. Указ. соч. С. 431.

[32] Баарс Б. Указ. соч. С. 225–229.

[33] Аллахвердов В.М. Указ. соч. С. 386.

[34] Юрьев А.И. Концепция стратегической психологии // Стратегическая психология глобализации: Психология человеческого капитала / Под ред. А.И. Юрьева. СПб.: Logos, 2006. С. 22.

[35] Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 156.

[36] Ракитянский Н.М. Иудейский менталитет. Политико-психологическое эссе // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2013. № 4. С. 55–81.

[37] Символ веры — строгая догматическая формула вероисповедания, введенная на Втором Вселенском соборе 381 г., утвержденная на Четвертом Вселенском соборе 451 г.

[38] Петр (Люилье), архиеп., Лосский В.Н. Толкование на Символ веры. М.: Благовест, 2008.

[39] Закон Божий, составленный по Священному Писанию и изречениям Святых Отцов как практическое руководство в духовной жизни. М.: Сретенский монастырь, 1998.

[40] Карташев А.В. Вселенские соборы. Ч. 1. М.: Юрайт, 2017.

[41] Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 151.

[42] Бердяев Н.А. Философия свободы // Бердяев Н.А. Сочинения. М.: Раритет, 1994. С. 90.

[43] Фромм Э. Догмат о Христе. М.: ОЛИМП, 1998. С. 86.

[44] Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2010. С. 22.

[45] Шестопал Е.Б., Вагина В.В., Пасс П.С. Новые тенденции в восприятии власти российскими гражданами // Полития. 2019. № 4. С. 67–83.

[46] Канаков Д.В. Указ. соч. С. 100.

[47] Глаголев С.С. Задачи русской богословской школы // Богословский вестник. Т. 3. № 11. С. 439.

[48] Там же.

[49] Канаков Д.В. Указ. соч. С. 99.

[50] Ракитянский Н.М. Опыт рассмотрения референций политической ментализа- ции британских элит. Политико-психологическое эссе. Ч. 2 // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2019. № 3. С. 41.

[51] Можаровский В.В. Критика догматического мышления и анализ религиозно- ментальных оснований политики. СПб.: ОВИЗО, 2002.

[52] Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 147.

[53] Там же. С. 149–150, 152, 190.

[54] Симонов П.В. О двух разновидностях неосознаваемого психического: под- и сверхсознании // Бессознательное. Сборник статей. Т. I: Многообразие видения / Вед. ред. Ю.В. Макогоненко. Новочеркасск: Агентство Сагуна, 1994. С. 60–68; Владимиров В. Смысл русской жизни. М.: Алгоритм: Эксмо, 2006. С. 189–193.

[55] Льюис К.С. Пока мы лиц не обрели. Пер. с англ. СПб.: Библиополис, 2006. С. 382.

[56] Можаровский В.В. Указ. соч. С. 42–43.

[57] Там же. С. 23–24.

[58] Ракитянский Н.М., Сунь Ц. Опыт концептуального моделирования китайского политического менталитета. Ч. 1 // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2016. № 2. С. 57–79.

[59] Кутырев В.А. Культура и технология: борьба миров. М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 98.

[60] Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 134.

[61] Джеймс У. Воля к вере. М.: Республика, 1997. С. 66.

[62] Ракитянский Н.М. Сарматизм — ментальная основа Республики Речи Пос- политой // Информационные войны. 2010. № 3. С. 80–87.

[63] Ракитянский Н.М. Ментальные исследования глобальных политических миров. М.: Издательство Московского университета, 2020.

---

 

ЛИТЕРАТУРА:

1. Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс. СПб.: Издательство ДНК, 2000.
2. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. М.: Наука, 2000.
3. Антанович Н.А. Политика и право: проблемы взаимодействия в современном обществе // Новейшая история (1991–2006 гг.): государство, общество, личность: Материалы научно-теоретической конференции (Минск, 29 сентября 2006 г.). Минск: Белорусская наука, 2006. С. 332–337.
4. Арановский К.В. Конституционная традиция в российской среде. СПб.: Юридический центр пресс, 2003.
5. Бердяев Н.А. Сочинения. М.: Раритет, 1994.
6. Владимиров В. Смысл русской жизни. М.: Алгоритм: Эксмо, 2006.
7. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа / Пер. Г. Шпета. СПб.: Наука, 1992.
8. Герасимов Е.Н. Гносеологические корни и психофизиологические предпосылки возникновения догматизма: Сб. статей. Киев: Екмо, 2008.
9. Глаголев С.С. Задачи русской богословской школы // Богословский вестник. Т. 3. № 11. С. 412–448.
10. Гребенникова Е.В. Субъектность личности: теоретические аспекты проблемы // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2013. № 6. С. 140–142.
11. Грей Д. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М.: Праксис, 2003.
12. Джеймс У. Воля к вере. М.: Республика, 1997.
13. Джеймс У. Психология. 2-е изд. СПб.: Тип. В. Безобразова и комп., 1898.
14. Задорожнюк И.Е. Гражданская религия в США: социально-философский анализ: Автореф. дисс. … докт. философ. наук. М., 2008.
15. Закон Божий, составленный по Священному Писанию и изречениям Святых Отцов как практическое руководство в духовной жизни. М.: Сретенский монастырь, 1998.
16. Канаков Д.В. Определение понятия религиозной догмы // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2016. № 4. С. 90–103.
17. Карпов А.В. Психология рефлексивных механизмов деятельности. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2004.
18. Карташев А.В. Вселенские соборы. Ч. 1. М.: Юрайт, 2017.
19. Кутырев В.А. Культура и технология: борьба миров. М.: Прогресс-Традиция, 2001.
20. Кутырев В.А. Философский образ нашего времени (безжизненные миры постчеловечества). Смоленск: Издательство СмолГПИ, 2006.
21. Кырлежев А.И. Догматы христианские // Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Гл. ред. В.С. Степин. Т. 1. М.: Мысль, 2010. С. 680–681.
22. Леонтьев Д.А. Личность в непредсказуемом мире // Методология и история психологии. 2010. Т. 5. № 3. С. 120–140.
23. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Академический проект, 2008.
24. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2010.
25. Льюис К.С. Пока мы лиц не обрели. Пер. с англ. СПб.: Библиополис, 2006.
26. Михайлов А.М. Формирование и эволюция юридической догматики в романо- германской традиции (XII–XIX вв.): Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2012. Можаровский В.В. Критика догматического мышления и анализ религиозно-ментальных оснований политики. СПб.: ОВИЗО, 2002.
27. Остапенко А.А. Христианский антиномизм как возможная методология психолого-педагогической науки // Вестник ПСТГУ. IV: Педагогика. Психология. 2009. Вып. 3 (14). С. 110–122.
28. Петр (Люилье), архиеп., Лосский В.Н. Толкование на Символ веры. М.: Благовест, 2008.
29. Пуйман С.А. Педагогика: основные положения курса. Минск: ТетраСистемс, 1999/
30. Ракитянский Н.М. Иудейский менталитет. Политико-психологическое эссе // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2013. № 4. С. 55–81.
31. Ракитянский Н.М. Концепт и принцип субъектности в политико-психологических исследованиях // Российская политическая наука: истоки, традиции и перспективы: Материалы Всероссийской научной конференции (с международным участием) / Отв. ред. Л.В. Сморгунов. М.: РИЦ МГГУ имени М.А. Шолохова, 2014. С. 408–410.
32. Ракитянский Н.М. Ментальные исследования глобальных политических миров. М.: Издательство Московского университета, 2020.
33. Ракитянский Н.М. Опыт рассмотрения референций политической ментализации британских элит. Политико-психологическое эссе. Ч. 2 // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2019. № 3. С. 28–43.
34. Ракитянский Н.М. Сарматизм — ментальная основа Республики Речи Посполитой // Информационные войны. 2010. № 3. С. 80–87.
35. Ракитянский Н.М. Сверхсознание как фактор формирования политического менталитета // Полис. Политические науки. 2013. № 6. С. 49.
36. Ракитянский Н.М., Сунь Ц. Опыт концептуального моделирования китайского политического менталитета. Ч. 1 // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2016. № 2. С. 57–79.
37. Симонов П.В. О двух разновидностях неосознаваемого психического: под- и сверхсознании // Бессознательное. Сборник статей. Т. I: Многообразие видения / Вед. ред. Ю.В. Макогоненко. Новочеркасск: Агентство Сагуна, 1994. С. 60–68.
38. Фромм Э. Догмат о Христе. М.: ОЛИМП, 1998.
39. Чумаков А.Н. Глобальный мир: столкновение интересов. М.: Проспект, 2018.
40. Шестопал Е.Б., Вагина В.В., Пасс П.С. Новые тенденции в восприятии власти российскими гражданами // Полития. 2019. № 4. С. 67–83.
41. Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991.
42. Юрьев А.И. Концепция стратегической психологии // Стратегическая психология глобализации: Психология человеческого капитала / Под ред. А.И. Юрьева. СПб.: Logos, 2006. С. 13–55.
43. Baars B.J. A Cognitive Theory of Consciousness. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.
44. Dennett D.C. Toward a Cognitive Theory of Consciousness // Dennett D.C. Brain- storms: Philosophical Essays on Mind and Psychology. New York: Bradford Books, 1978. Р. 149–173.