В своей работе «Хозяйство и общество» немецкий ученый Макс Вебер писал, что власть означает любую возможность навязать свою волю в рамках социальных отношений вопреки сопротивлению и независимо от того, на чем эта возможность основана. Власть — настолько всеобъемлющее понятие, что ей занимаются самые различные науки — политология, психология, социология, а также такое направление как кратология. Важнейшим исследовательским фронтом для политического анализа является именно политическая власть — способность определённой социальной группы осуществлять свою волю, оказывать воздействие на деятельность других социальных групп. Но настоящим неуловимым фантомом политической власти выступает ее сакрализация. Об этой уникальной стороне власти размышляет эксперт Свердловского областного регионального отделения Российского общества политологов, доцент, кандидат философских наук, доцент кафедры государственного управления и политических технологий Уральского института — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации Александр Федоровских.

— Это два взаимосвязанных феномена. Сакрализация власти неизбежна при любых типах и формах государственного устройства. Если я, например, возьму для анализа СССР, где отдельные периоды истории воинствующий атеизм и вульгарный материализм достигали в своем развитии форм близких к предельным, даже там пытались (осознанно или неосознанно – другой вопрос) сакрализовать власть посредством знаково-символической реальности, мифов, ритуалов: мумия В.И. Ульянова-Ленина в мавзолее; массовые шествия с символами, знаками, портретами во время советских праздников; «священное» писание – «Капитал» К.Маркса и работы Ульянова-Ленина, Джугашвили-Сталина; политизация и ритуалы формирования нового человека – октябрята, пионеры, комсомольцы, коммунисты; особая советская лексика.

Власть нуждается в сакрализации, иначе она постепенно теряет легитимность, возможность управлять социальной энергией, устойчивость и стабильность. Этот процесс можно назвать десакрализацией. Анализ данных феноменов еще затруднен тем, что само понятие власти очень неоднозначное, очень сложное, и опутано несколькими слоями интерпретаций. Понятие «власть» для гуманитарных наук имеет такое же фундаментальное значение, каким для естественнонаучных дисциплин обладает понятие «энергия». Наличие религии является причиной и условием неизбежного процесса сакрализации власти. (Для большей однозначности и точности внесем ограничение – речь идет об авраамической религиозной традиции). В безрелигиозном обществе появляются эрзацы, суррогаты религии (симулякры в постмодернистской терминологии), такие как, например, идеология и наука в ее позитивистском варианте. (Сошлюсь на цитату из книги Андрея Платонова «Котлован»: «…Сумеют или нет успехи высшей науки воскресить назад сопревших людей? …Марксизм все сумеет. Отчего ж тогда Ленин в Москве целым лежит? Он науку ждет – воскреснуть хочет».) Но такое общество, какие бы формы государственного устройства не создавало, может закончить кризисом и катастрофой, чаще всего через революцию, террор, гражданскую войну. Атеизм как государственная идеология – это, в том числе, риск социального суицида. К сожалению, неопровержимо доказать это сложно.

Если говорить об особенностях сакрального и профанного, то это большая тема, имеющая множество аспектов. Поэтому требует отдельного развернутого комментария. Укажу лишь, что, по моему мнению, один из продуктивных методов исследования сакрального (и профанного) – феноменология.

— Отрекаясь, отказываясь от религии, человек и общество вынуждено погружаются в стихию мифов, потому что идеология перестает их удовлетворять как система знаний и методов, объясняющих фундаментальные вопросы бытия. Идеология может основываться либо на религии, либо на науке. Наука не просто противопоставляет себя религии, она претендует на место религии, отвергая при этом любые альтернативные формы познания реальности, и основываясь на культе разума.

Предельный рационализм – например, позитивизм – редуцирует человека к уровню животного. Но идеология не может дать целостного и непротиворечивого мировоззрения (или, как писали русские философы, миросозерцания). А попытка придать ей эту целостность приводит к сакрализации идеологии – идеология становится псевдорелигией. Но так как эта попытка заведомо обречена на неудачу – сакральное не может быть основано только на рацио – человек и общество сами дополняют картину мира (мироздания) и придают ему необходимый смысл через миф, чаще всего на подсознательном уровне. Поэтому процесс мифологизации в этом случае неизбежен и, конечно, современные люди существовать без мифа не могут. (Вследствие этого, например, мифодизайн как политическая технология становится достаточно эффективным).

— Они не просто могут привести к рискам самой легитимности власти, они стремительно приводят к этим рискам. В принципе разделения властей заключено противоречие. В самой формулировке данного принципа заложено неизбежное противостояние властей. Власть по существу своему едина – сущность власти не поддается разделению. Разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную формально и в основном зафиксировано в нормативных документах, имеющих отдаленное отношение к политической реальности.

Власть едина, но имеет две стороны или, если угодно, два основания – сакральное (священное) и мирское (светское). Это то, что в православной богословской традиции названо симфонией властей – симфония Церкви и государства, священства и царства. Но практическая реализация этого идеала приводит к противоборству данных двух оснований и «победе» государства (например, в лице монарха). Священное (сакральное) перестает быть источником власти, становясь элементом бюрократического государственного аппарата и превращаясь в пустой ритуал, приметы и элемент фольклора. Но легитимность, к примеру, монархической власти может строиться только на сакральной основе. Следовательно, при таких обстоятельствах падение монархии – это вопрос времени. Последующая попытка построить устойчивую систему власти приводит к тому, что светскую (мирскую) власть разделяют на три составляющих: законодательную, исполнительную и судебную. Это хорошо описывается посредством теории и также неплохо выражается в формулировках законов. Но на практике это разделение с неизбежностью приводит к конфликтам между законодательной и исполнительной ветвью власти (судебная власть не имеет в своем распоряжении ресурсов для самостоятельного участия в конфликтах). Конфликты эти могут иметь разную остроту, интенсивность, длительность. Но они неотвратимы, как неотвратим и итог – одна ветвь власти подминает под себя другую. В большинстве случаев – это исполнительная власть. Поэтому череда конфликтов между законодательной и исполнительной властью в 1992-1993 годах в России была неизбежна, только закончилась она самым тяжелым и трагическим образом – катастрофой в центре Москвы. Эту незабываемую трагедию можно было бы изначально предупредить – на стадии выстраивания конфигурации власти. (Одним из источников моих изысканий на данную тему является блестящее исследование Александра Кожева «Понятие Власти», очень глубокое и фундаментальное).

Возвращаясь к началу ответа на поставленный вопрос, замечу, что ампутация сакральной основы власти лишает легитимности светскую, мирскую или, если угодно, государственную власть. Между тем, попытка вернуть легитимность посредством использования сакрального социального института – Церкви – для нужд государственного аппарата управления очень опасна и разрушительна для самого же государства. (Особенно опасна тем, что негативные тенденции незаметны и имеют кумулятивный эффект). С другой стороны, это также разрушительно и для Церкви, которая должна строить свою деятельность не на власти и богатстве, а на духовном авторитете.

— К сожалению, не одинока. В Европе, особенно в Западной Европе, названные проблемы все более приобретают необратимый характер. Легитимность светской власти, полученная посредством демократических процедур, ущербна и в долгосрочной перспективе не имеет будущего.

В той или иной форме этой власти будут пытаться придать сакральную оболочку. Но произойдет это только после серьезного политического и социально-экономического кризиса.

— С первой частью вашего утверждения можно согласиться: десакрализация ведет к кризису легитимности власти. Но это чревато не угрозами для существования самого государства как института, в онтологическом (точнее, социально-онтологическом) смысле понимания института государства, а как института, присущего данной конкретной цивилизации, данной конкретной исторической общности и эпохи. Государство перестанет существовать не вообще, но перестанет существовать вот это определенное государство. По моему мнению, это одна из самых опасных тенденций, которая есть в современной России.

Профилактика упомянутых деструктивных процессов возможна, но для этого необходима политическая воля, проявленная высшим руководством страны. Исторически сложилось так, что главным системообразующим основанием сакральной (священной) власти в России является Русская Православная Церковь (РПЦ), и поэтому основные усилия должны быть обращены на ее внутреннее очищение и развитие. Следовательно, волевые усилия должны быть направлены: во-первых, на преодоление всех разделений Православной Церкви, начиная с самого фундаментального – раскола XVII века; во-вторых, на невмешательство в дела Церкви со стороны органов государственной власти, особенно спецслужб; в-третьих, необходимо прекратить использование Церкви как элемента политических технологий; в-четвертых, постепенно должно быть возвращено влияние Церкви на систему воспитания, образования и культуры, но только без давления и принуждения, с учетом того, что Россия – многоконфессиональная и полиэтническая страна.