Вопросы политического управления анализируются во многих смежных научных направлениях. Отечественный политолог Сморгунов Л.В. заметил, что демократический проект политического управления особо актуален у современных политиков и учёных. Между тем, взаимоотношение системы политического управления с гражданским обществом представляет целую проблему для политологов. Известно, что по классической схеме Дэвида Истона, гражданское общество выступает своеобразным фильтром требований и поддержки общества к политической системе. С другой стороны, политическое управление может вступить в серьезное противоречие с самим гражданским обществом.

О соотношении гражданско-общественной и политико-управленческой сферы рассуждает Александр Вилков, руководитель Саратовского областного регионального отделения Российского общества политологов, доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой политических наук юридического факультета Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского.

— Одна из причин заключена в том, что нет единого понимания, как категории «политическое управление», так и категории «гражданское общество». Некоторые политики и исследователи фактически трактуют политическое управление как государственное управление, сводя его к выполнению государственными органами власти многообразных социальных функций, рассматривая его как целенаправленное регулирующее воздействие государства на общественную и частную жизнедеятельность людей. Однако большинство ученых сходится в том, что понятие политического управления шире, т.к. включает в себя функционирование многих политических и гражданских институтов, которые не входят полностью непосредственно в структуру государства, будучи, тем не менее, важнейшими элементами политической системы данного общества. Это, прежде всего, политические партии, институт выборов, институт оппозиции, СМИ, общественно-политические организации.

Организационные структуры и механизмы функционирования данных институтов позволяют гражданам в большей или меньшей степени (это зависит от многих факторов и, прежде всего, от характера политической системы и от желания конкретного гражданина) принимать участие в политической жизни: в формировании органов государственной власти и местного самоуправления, в обсуждении важнейших общественных проблем, в защите своих индивидуальных и групповых интересов.

Партии, например, возможно образно представить как важнейший социальный «мост», соединяющий гражданское общество и государство. Т.е. социальным фундаментом политической партии теоретически являются разнообразные интересы граждан, которые она через региональные отделения должна аккумулировать в своих программах, а затем переносить в сферу политики. Другими словами, вторая часть деятельности партии, как «моста», нацелена в теории на то, чтобы добиваться с помощью предвыборных кампаний доступа своих кандидатов к государственным органам власти и реализовывать предвыборные обещания, представлять и защищать интересы своего электората. На практике дело обстоит несколько иначе, но это тема отдельного разговора.

Другая сложность анализа взаимоотношений политического управления и гражданского общества состоит в том, что многие процедуры принятия и реализации политических решений даже в самых демократических странах носят закрытый характер.

С одной стороны, в большинстве демократических стран (в том числе и в России) законодательно закреплен доступ граждан и общественных организаций к информации о деятельности государственных органов и других политических институтов, закреплены открытость избирательных процедур, демократические механизмы конкуренции, свободная деятельность СМИ, публичная борьба партий друг с другом за поддержку в обществе, и другие демократические процедуры.

С другой стороны, реально обществу доступна информация только о публичной части политической жизни. Многие мотивы, процедуры и механизмы деятельности политиков и государственных руководителей всех уровней недоступны для граждан. Судя по периодической информации в СМИ о коррупционных скандалах в высших эшелонах власти, многие политические институты и механизмы в своей реальной деятельности весьма далеки от своего теоретического предназначения защиты интересов своих граждан и общенациональных интересов.

— Теоретически эта идея обосновывается в рамках большинства либеральных трактовок гражданского общества, но на практике любое демократическое государство и гражданское общество связаны между собой множеством институализированных и неформальных отношений. Например, государственные институты создают правовое поле, в рамках которого действуют все институты гражданского общества и отдельные граждане. Государство контролирует соблюдение данного законодательства и применяет различные санкции в случае его нарушения.

Государство регулирует правила взаимодействия в сфере экономики, с помощью налоговых инструментов концентрирует ресурсы для их перераспределения в обществе, в том числе и для поддержки определенных институтов гражданского общества. Например, гражданские институты по продвижению демократии в странах «третьего мира» и на постсоветском пространстве пользуются масштабной и постоянной поддержкой правительства США.

Важно подчеркнуть, что говорить о независимости институтов гражданского общества в рамках такой модели можно лишь со значительной долей условности. Ее пределы наглядно демонстрируют большинство западноевропейских журналистов, представляющие «самые свободные СМИ», но при этом игнорирующие многие факты трагических событий на Украине последних месяцев. Практика использования двойных стандартов правительств США и их союзников в своей политике и в освещении и оценке событий в различных странах неформальным образом передается и журналистам.

Саудовская Аравия, ОАЭ, Кувейт представлены в американских СМИ как друзья, несмотря на полное отсутствие в этих государствах демократических начал, а Иран, Сирия (Ирак при С. Хуссейне, Ливия при М. Каддафи) – как враги, несущие «угрозу демократии» для всего мира. Вот почему еще до начала официального расследования причин катастрофы малазийского Боинга над территорией Юго-Востока Украины ответственность в западноевропейских СМИ была возложена на ополченцев ДНР и ЛНР, а также на Россию.

Таким образом, новейшие информационные технологии создают гораздо больше возможностей для изощренного манипулирования массовым сознанием, делают их более незаметными для рядовых граждан, а, следовательно, и более эффективными.

— Типичный пример – советская модель, когда КПСС была инкорпорирована в государство и общество, как руководящая и направляющая сила, как ядро политической системы, и возложила на себя всю ответственность за принятие и реализацию не только стратегических, но и повседневных решений во всех сферах общественной жизни.

Партийно-государственным органам отводилась доминирующая роль во взаимоотношении с гражданским обществом на основе использования принципа «запрещено все, что не разрешено». Иными словами, смысл этой модели заключался в дозволении гражданам удовлетворять часть своих потребностей в рамках разнообразных общественных структур, находящихся под партийно-государственным контролем. Проще говоря – это была управляемая модель гражданского общества.

Уровень делегирования полномочий таким общественным структурам и характер подобного контроля были различными. Например, комсомол охватывал фактически всю советскую молодежь, начиная с 14 лет. ВЛКСМ находилась под непосредственным партийным управлением и контролем сверху донизу. Проявлялось это в том, что руководитель данной общественной организации согласовывался и утверждался на уровне Политбюро ЦК КПСС. Кроме того, по должности он был членом ЦК КПСС, напрямую подчиняясь всем партийным решениям. На союзном, областном, городском и районном уровнях соответствующее согласование и утверждение осуществлялось союзными, областными, городскими и районными комитетами партии. Соответственно, комсомольские лидеры входили в состав данных партийных комитетов.

Подобным образом действовали под всеобъемлющим партийно-государственным контролем профсоюзы, творческие союзы, спортивные, женские, ветеранские, и многие другие организации. Тем не менее, в СССР имелась определенная возможность формировать и институты гражданского общества снизу, по инициативе самих граждан. Конечно для создания какого-либо общества, например, любителей поэзии, или любителей подводного плавания, общества кактусоводов, и т.п. необходимо было пройти большое количество разрешительных бюрократических процедур в самых разных учреждениях. Главный барьер, который нужно было преодолеть – это доказать, что данная общественная структура не несет в себе никакой потенциальной угрозы советскому строю и социалистической идеологии.

Советская модель была достаточно результативной на протяжении первых десятилетий мобилизации населения СССР на основе мессианской коммунистической идеи о строительстве «светлого будущего для всего человечества». Однако постепенно она стала пробуксовывать в результате слабого задействования внутренних стимулов для раскрытия личностного потенциала и, в итоге, была разрушена перестроечными процессами.

— Данная модель, как и обозначенная выше, носит условный схематичный характер и на практике имеет много разновидностей. Правовому государству в ней отводится регулирующая роль на основе принципа «разрешено все, что не запрещено». Здесь государство определяет лишь общие принципы и правила функционирования институтов гражданского общества, контролируя в основном их соблюдение в случае нарушений законодательно установленных норм.

В рамках такой модели инициатива снизу реализуется достаточно легко. Например, во Франции, чтобы создать и зарегистрировать партию, нужно провести собрание (независимо от количества членов), написать программу и устав, заплатить небольшую пошлину и послать документы в регистрирующий орган. Если партия не провозглашает открыто радикалистские и экстремистские цели, то её легко регистрируют, и она получает полное право участвовать в политической жизни Франции.

Кроме того, такая модель предполагает наличие развитых и эффективных механизмов влияния гражданского общества на государство, обеспечивающих представительство и влияние в органах государственной власти широкого спектра имеющихся в гражданском обществе частных интересов.

В то же время, данная модель также имеет существенные недостатки. В этом многосложном и конкурентном взаимодействии официально закрепленные права и возможности институтов гражданского общества и отдельных граждан на участие в политике на практике нередко не дают никаких особых преимуществ. Несмотря на наличие официальных публичных механизмов управления, решения зачастую принимаются в узких комиссиях (на собраниях) должностных лиц, советами крупных промышленных концернов, партийными комитетами, группами, лоббирующими свои интересы.

— Это модель минимального вмешательства государства в общественные отношения. Примером в определенной степени может служить «концепция государства – ночного сторожа» периода раннего либерализма. Однако даже перманентные социальные конфликты XIX века в различных странах показали несостоятельность такой модели.

С определенной долей условности к наиболее радикальному левому варианту данной модели можно отнести также анархистский проект П. Кропоткина, который не отрицал наличие некой политической структуры, регулирующей взаимодействие автономных и самодостаточных общественных образований, действующих на основе самоуправления.

В условиях нарастающего воздействия процессов глобализации в современном мире такая модель в чистом виде представляется невозможной. Тем не менее, она уже оказала воздействие на мировое политическое развитие в виде тенденции расширения роли институтов гражданского общества в политической жизни все большего количества стран.

— Как представляется, для нашей страны более целесообразно использование собственной модели сбалансированных взаимоотношений между государством и гражданским обществом. По крайней мере, можно утверждать, как о наличии объективных предпосылок, так и о наличии определенных, хотя и слабых тенденций к ее воплощению. Специфика ее состоит в большей роли государства в этих отношениях, по сравнению с западноевропейскими вариантами данной модели.

В Западной Европе подобная система складывалась на протяжении многих столетий, и развитие ее шло от простого (от ремесленной цеховой организации и навыков коммунального самоуправления) к более сложным формам организации и взаимодействий с правовым государством. В дореволюционной России общинное самоуправление на основе обычного права не было подкреплено развитием институтов правового государства и было прервано советской моделью политического управления. Переход к демократическим реформам объективно поставил вопрос перехода от громоздкой и очень сложной советской системы к еще более сложной модели сбалансированного взаимодействия между обществом и государством.

Расчет на естественный и быстрый процесс формирования зрелых институтов гражданского общества в постсоветской России не оправдался. Неслучайно периодически воспроизводятся дискуссии о том, возможно ли вообще оно на российской почве, с учетом, что государство демонстрирует гораздо большую активность в реализации своей политической субъектности, чем гражданские ассоциации. При этом забывают не только незначительную (по историческим меркам) продолжительность периода строительства демократической модели, но и ряд объективных предпосылок особой функциональности российского государства. К ним можно отнести, прежде всего, следующие.

Огромная и разнородная территория обуславливает неизбежность государственного вмешательства для выравнивания экономических условий деятельности и социальных условий проживания в разнородных регионах. Условия проживания в Воркуте и Сочи, Якутске и Калининграде настолько различны, что объективно требуют специфической государственной политики для каждого региона.

Кроме того, большая территория и особое геополитическое положение России неизбежно диктуют необходимость уделять особое внимание укреплению обороноспособности страны и содержанию мощной армии, способной предотвратить угрозы потенциального агрессора. Вся трагическая и одновременно героическая история России подтверждает такую объективную потребность.

Важнейшим фактором выступает полиэтничный и поликонфессиональный состав Российской Федерации и соответствующие потенциальные проявления центробежных тенденций, противостоять которым может только сильная общенациональная государственная политика.

Значительная часть сельскохозяйственных регионов России находится в зоне рискованного земледелия. Данное обстоятельство также объективно обусловливает наличие существенных общенациональных продовольственных резервов и требует мощной государственной аграрной политики.

Необходимость модернизации всех сфер общественной жизни, объективная потребность в которой особенно обострилась в результате кризиса на Украине и начала «санкционной войны», также требует концентрации общенациональных ресурсов на прорывных стратегических направлениях и проведения соответствующей государственной политики. Демографический кризис также диктует необходимость соответствующей государственной программы решения данной проблемы.

Перечисление подобных объективных факторов может быть продолжено, но даже схематичное обозначение вышеуказанных достаточно для того, чтобы продемонстрировать неизбежно активную и значимую регулирующую роль государства в общественном развитии России.

Говоря о тенденциях, с одной стороны, можно отметить наличие определенной динамики структурных элементов гражданского общества в современной России. Прежде всего, нужно признать, что формализованный уровень гражданской субъектности в современной России достаточно высок и закреплен на конституционном и законодательном уровнях.

Однако практическая эффективность данной субъектности намного ниже. Обусловлено это, в значительной степени, тем, что в системе взаимоотношений власти, общества и бизнеса (составляющих институциональную основу гражданского общества в России) большую роль играет манипуляционное начало, которое нередко сводит субъектность гражданского участия (в политике, прежде всего) к его формальному, или имитационному варианту. Другим важнейшим фактором снижения эффективности институтов гражданского общества является отсутствие прозрачных, действующих на правовой основе каналов лоббирования, одним из негативных последствий которого выступают коррупционная составляющая во всех её проявлениях.

Выход видится в большей гибкости политического управления, нацеленного на стимулирование внутренних социальных ресурсов для решения накопившихся проблем экономического и социального развития страны. Современный рост патриотических настроений в обществе и повышение рейтинга российского президента не могут стать долговременными инструментами такой естественной мобилизации ресурсов. Для того чтобы они заработали в полную силу, российскому обществу необходим не только патриотический подъем, но и четкое представление о том прогрессивном образе будущего, к которому должна стремиться Россия и во имя которого имеет смысл переживать сегодняшние трудности.

Модель сбалансированного взаимодействия государства и гражданского общества в политической сфере может стать эффективной на основе, с одной стороны, планомерного воплощения стратегической государственной программы общественного развития, а с другой — создания оптимальных условий для реализации социальных инноваций снизу. Баланс субъектно-объектного взаимодействия двух этих фундаментальных основ российского социума найти очень непросто. Но, как представляется, только на его основе можно мобилизовать все имеющиеся ресурсы для того, чтобы Россия заняла достойное место в системе мировых отношений в условиях жесткой конкуренции ведущих держав и интенсивного внедрения революционных технологий во многих модернизирующихся странах.

Кроме того, именно сбалансированное взаимодействие государства и гражданского общества, осуществляемое на правовой основе, сможет гарантировать сохранение и укрепление демократического потенциала в современной России и обеспечить сочетание преемственности и стабильности развития страны с возможностями постоянного обновления и нахождения адекватных ответов на возникающие внутренние и внешние вызовы времени.