Эксперт РОП С. Володенков – о специфике отечественных политтехнологий

10.09.2014

Сергей Володенков, эксперт Московского городского регионального отделения РОП, к. полит.н., доцент факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова, научный руководитель образовательной программы «Политический менеджмент и связи с общественностью» дал комментарий по поводу специфики отечественных политических технологий.

— Сергей Владимирович, важнейшей фигурой современного российского политического процесса стал политтехнолог. На Ваш взгляд, произошла ли в нашей стране эволюция практикуемых политтехнологий? Видна ли их разница в 1990-х и 2000-х годах?

— Да, определенная разница видна. Думаю, что основным фактором трансформации применяемых сегодня в политической практике технологий является, в первую очередь, эволюция общества и его институтов, развитие гражданского общества в целом. Очевидно, что на практике применяются те технологии, которые являются эффективными по критериям воздействия на общественное сознание и достижения поставленных целей.

И если общество «переросло», «переболело» определенные состояния, то, соответственно, мы можем говорить о том, что целый арсенал технологий, успешно применявшихся в 1990-е годы, на сегодняшний день является неактуальным и неэффективным.

Я рассчитываю на то, что общество и далее будет повышать уровень критичности восприятия получаемой политической информации, вырабатывая своего рода иммунитет к грязным и манипулятивным технологиям, что, в конечном итоге, снимет вопрос о «грязных политтехнологах», т.к. применение такого рода технологий потеряет свою актуальность.

— Как Вы считаете, можно ли говорить о влиянии политической культуры на специфику политтехнологий? Заметно ли это на примереза рубежных стран и России?

— По моему мнению, на специфику используемых в политической практике технологий влияют, в первую очередь, политические традиции взаимодействия общества и власти. Конечно же, традиции являются одной из составных частей политической культуры. Однако, общий смысл применяемых политтехнологий в целом един, независимо от того, в каком культурном пространстве проводится та или иная политическая кампания.

Мы можем говорить, что исходя из основной цели политического управления – завоевания и удержания власти, целью политических кампаний становится воздействие на сознание целевых аудиторий для формирования их моделей представления о социально-политической реальности и о субъектах политического процесса.

На основе данных представлений в дальнейшем могут быть сформированы необходимые модели поведения, поддерживающие в целом стабильность политического режима, если мы говорим о системном политическом процессе, либо нацеленные на разрушение стабильности функционирования действующего политического режима, если мы говорим о внесистемной оппозиции. Какие при этом применяются политические технологии, на мой взгляд, имеет значительно меньшее значение.

— В настоящий момент самые разные государства накопили солидный опыт в сфере политических кампаний. Можно ли говорить о реальном воздействии этого опыта на приёмы работы отечественных политконсультантов?

— Безусловно, значительная часть используемых в отечественной политической практике технологий заимствована из зарубежного опыта, т.к. в 1990-х годах политконсультанты во многом учились ведению политических кампаний. Тем не менее, в России сложилась собственная специфика применения политических технологий, что вполне объяснимо ввиду наличия существенной культурной специфики в нашем государстве.

Слепое копирование западных технологий в политическом пространстве России, на мой взгляд, невозможно, и политконсультанты вынуждены адаптировать имеющийся на Западе технологический арсенал применительно к российским реалиям.

— Виртуализация политики – общемировой тренд. У современного политического деятеля, как и у любого другого человека, появляется свой двойник в киберпространстве. Государство также получает своеобразного двойника в виде электронного правительства. Существуют ли серьёзные риски в подобных политических экспериментах? Ведь обычные проблемы способны переместится в виртуальную среду.

— Виртуализация современной публичной политики является общемировым трендом, который значительно влияет на форматы осуществления взаимодействия между обществом и властью. Очевидно, что развитие современных информационно-коммуникационных технологий ставит новые вызовы как перед представителями политических институтов, так и перед самим обществом.

Если мы вспомним Х. Инниса, который считал, что типы коммуникаций влияют на типы общественного устройства, мы можем прийти к выводу о том, что сегодня существуют объективные тренды на трансформацию традиционных моделей общественно-политического устройства. Неслучайно мы видим появление новых концепций демократии, включая демократию совместного действия, демократию соучастия, цифровую демократию и т.д. Это является ответом на технологические изменения в коммуникационном пространстве политики.

Если же говорить о рисках, то, безусловно, они существуют. В первую очередь стоит говорить о возможности несоответствия между реально существующими политиками, явлениями, событиями, процессами, и их виртуальными моделями, которые замещают реальные объекты в общественном сознании. В результате люди выбирают и поддерживают виртуальные конструкции, не имеющие ничего общего с объективной действительностью.

Очевидно, что в условиях виртуализации современной публичной политики существенно возрастает потенциал манипуляционных технологий, с помощью которых, выражаясь языком У. Липпманна, выстраивается искаженная псевдореальность, которой и руководствуется общество в своей повседневной жизни.

— Сергей Владимирович, как Вы можете прокомментировать тот факт, что важнейшей частью манипуляции становятся компьютерные игры. С помощью них можно создать «образ врага», вызвать патриотические чувства, привлечь интерес к политической истории страны. Но стоит ли винить во всём лишь политтехнологов?

— Компьютерные игры стали в последние годы одним из ресурсов осуществления электронной политической пропаганды и формирования цифровой идеологии. При этом пропагандистское и идеологическое воздействие осуществляется в неявной, игровой форме, будучи при этом рассчитанным на самую «революционную» группу общества – молодежь. В результате тиражирования и распространения сотен миллионов игровых копий по всему миру в общественном сознании молодежи формируются устойчивые стереотипы, модели восприятия политической действительности, выгодные интересантам, стоящим за производством компьютерных игр.

Думаю, что стратегия мягкой силы сформирована на значительно более высоком уровне, чем уровень политтехнологов. Игровая индустрия, подобно Голливуду, стала глобальной пропагандистской машиной, осуществляющей свое воздействие в мировых масштабах. И поколения людей, которые завтра придут к власти, станут полноценными участниками гражданского общества, сегодня программируются в рамках компьютерных игр на уровне моделей мировоззрения, систем ценностей и смыслов. Например, в большинстве игр Россия представлена в качестве страны с военной диктатурой и ржавой ядерной боеголовкой, которой агрессивные русские угрожают всему миру.

— Существует мнение, что демократическая модель трансформируется в некий симулякр. Есть ли шансы, что электронная демократия станет новой ступенью политической эволюции человечества, или это очередная утопия?

— Если мы говорим о технологической стороне вопроса, то, безусловно, мы можем организовать электронное голосование из дома, создать электронные ресурсы для голосования по любым общественно значимым вопросам, организовать взаимодействие представителей органов власти и общества в онлайн-пространстве. Все это технологически возможно и не вызывает больших вопросов.

Если же мы рассмотрим содержательную сторону вопроса, то здесь я скептически отношусь к возможности формирования электронной демократии. Во-первых, существует значительное число институтов общественного посредничества, которые не заинтересованы в утрате своего политического влияния. Во-вторых, под видом электронной демократии, учитывая экстерриториальный характер современных коммуникационных технологий, может быть установлен режим глобальной кибердейтократии, выражаясь языком К. Дойча. Не стоит забывать, что интернет давно не является открытым пространством политических коммуникаций, и управление им сосредоточено в руках небольшой группы людей, представляющих определенных глобальных интересантов. И если информационно-коммуникационная инфраструктура интернета в глобальном масштабе является управляемой извне, о каких концептах суверенной электронной демократии мы можем вести речь?

— Во время избирательных кампаний в различных странах стало принято использовать тизерную и плизерную политическую рекламу, что наглядно характеризует маркетизацию политической коммуникации. Что Вы можете сказать о применении подобных приёмов?

— В рамках политического маркетинга политики рассматриваются в качестве политического товара, а их предвыборные программы – в качестве политической услуги. В связи с этим я считаю вполне закономерным использование технологий рекламы на политическом рынке, независимо о того, тизерная она или плизерная, или какая-то еще.

Очевидно, что технологии маркетинга, используемые в современной экономике, все больше проникают в политическую практику. Например, использование брендов, рекламы, PR-технологий стало обычным в современной политической практике. И в рамках парадигмы политического маркетинга я могу предположить использование в политике и иных методов и технологий, на сегодняшний день существующих в современной экономике.

— Политтехнолог – порождение своего времени. Часто в СМИ принято обвинять его в макиавеллевском злодействе и беспринципности. Между тем существуют так называемые защитные технологии спин-докторинга, которые призваны оградить от информационного негатива имидж человека, политической партии или даже целого государства. Как Вы можете прокомментировать эту технику?

— Каждое время требует своих технологий. Все зависит от той цели, которая поставлена перед субъектами политического управления. И если речь идет о необходимости коррекции характеристик общественного сознания, трансформации ценностно-смысловых пространств, конструировании выгодных моделей массового поведения – то использование подхода Н. Маккиавелли вполне объяснимо с рациональной точки зрения, если мы оставим за рамками рассмотрения этические нормы.

Если мы говорим о необходимости противодействия негативизации общественных представлений о политике, партии, политическом режиме и т.д., о необходимости защиты традиционных ценностей и смыслов – то технологии спин-докторинга выступают в качестве вполне уместного инструмента достижения поставленных целей. Однако, на мой взгляд, мы говорим об использовании одних и тех же технологий под разными названиями. Просто цели их использования являются разными. В целом же они направлены на управление общественным сознанием и массовым поведением.

— В этом году появилась Ассоциация российских политических консультантов, которая планирует с помощью профессионального арбитража решать этические вопросы и споры политтехнологов с клиентами. Как Вы относитесь к институционализации профессии политконсультантов в нашей стране?

— Если есть такая профессия, то почему она не может быть институализирована? Я надеюсь, что институт политтехнологов будет развиваться, а качество и профессионализм представителей данной профессии будут повышаться. Тем не менее, важно в первую очередь уточнить, какие реальные цели ставит перед собою ассоциация, с помощью каких методов будут достигаться данные цели, какова будет реальная практика функционирования нового профессионального института.

Поэтому я могу пожелать ассоциации успехов, но в данный момент предпочту присмотреться к ней в течение разумного периода времени, прежде, чем делать какие-либо выводы и давать какие-либо оценки.

Добавить комментарий