В 1988 году в Советском Союзе, официальной «религией» которого на протяжении долгих лет был воинствующий атеизм, прошли торжества по случаю 1000-летия принятия христианства на Руси. Праздник стал важнейшей исторической вехой, знаменовавшей изменение отношения государства к Русской Православной Церкви, считает доктор исторических наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова (и эксперт Российского общества политологов — прим. РОП) Сергей Перевезенцев.

Оригинал материала: Журнал «Историк», февраль 2019 — Тема номера

Всего тремя годами ранее подобное празднество и представить себе было нельзя: само исповедание веры, посещение храмов и участие в религиозных обрядах не то что не приветствовалось, но и могло создать серьезные проблемы и негативно сказаться на карьере человека. Но к 1988 году ситуация изменилась, власть постепенно начала пересматривать свое отношение к Русской православной Церкви. И наилучшей иллюстрацией этого поворота стало празднование юбилея, который первоначально планировался как сугубо внутрицерковное мероприятие, а в результате стал значимым событием общественной жизни.

 Праздник единения

— Как стало возможно празднование такого юбилея при советской власти?

— На мой взгляд, истоки официальных торжеств по случаю 1000-летия Крещения Руси следует искать в том числе и в связи с возникновением другого праздника — Дня славянской письменности и культуры, который отмечается 24 мая. Празднование этого дня стало исключительно общественной инициативой, и в СССР его впервые отметили ещё в 1986 году, когда несколько писателей во главе с Виталием Масловым собрались в Мурманске. Годом позже подобное «писательское торжество» состоялось уже в Вологде. В это время в Советском Союзе стремительно усиливались «перестроечные» настроения, значительно вырос интерес к собственной истории, к своему духовному, церковному, культурному прошлому. И если в 1986–1987 годах празднование Дня славянской письменности и культуры отмечала только писательская общественность, средств на него не выделялось и никакой «поддержки свыше» не было, то в 1988 году государство уже приняло участие в этом торжестве.

— То есть празднование Дня славянской письменности и культуры стало своеобразным прологом празднования 1000-летия Крещения Руси? Почему так сложно?

— Государство не очень хотело напрямую отмечать собственно церковный праздник. В тот период всё-таки ещё существовал барьер между светской и церковной властями, многие из власть имущих, будучи членам КПСС, боялись религиозной тематики, а то и искренне на дух не принимали религию. Неслучайно, совсем незадолго до описываемых событий, в 1985 г., было принято постановление ЦК КПСС «Об усилении атеистического воспитания», а уже в ходе празднований, весной-летом 1988 г., началась разработка «Долгосрочной программы научно-атеистического воспитания СССР». Впрочем, ещё в 1986–1987 годах начинает меняться общая тональность и политика государства в отношении Церкви. Причём во многом не потому, что начальство разрешило, а потому что очень сильно начали меняться настроения в обществе. И под таким общественным давлением менялись настроения и у начальства.

И тем не менее, лишь незадолго до 1000-летнего юбилея Крещения Руси, 29 апреля 1988 г., состоялась встреча М.С. Горбачева с представителями священноначалия РПЦ — Патриархом Пименом и постоянными членами Священного Синода: митрополитами Ленинградским Алексием, Киевским Филаретом, Крутицким Ювеналием, Минским Филаретом и Ростовским Владимиром. На встрече было решено отмечать приближающееся 1000-летие Крещения Руси не только как церковный, но и как общественно значимый юбилей. «Пробным камнем» в этом смысле и стал День славянской письменности и культуры, своего рода первая попытка отметить 1000-летие Крещения Руси. А в июне 1988 года прошли уже «дозволенные» государством официальные церковные празднования — в Троице-Сергиевой лавре, где состоялся Поместный собор РПЦ, и в Москве, в только что отремонтированном Даниловом монастыре. Это мероприятие носило уже международный характер, на него, как известно, приехали предстоятели и представители многих Православных Церквей.

— Каким образом государство приняло участие в праздновании Дня славянской письменности и культуры?

— Была господдержка, но не на уровне союзного правительства, а на уровне РСФСР, под эгидой республиканского Министерства культуры. Всероссийским центром празднования Дня славянской письменности и культуры и одновременно 1000-летия Крещения Руси стал Новгород. Мероприятия проходили под омофором митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия — будущего патриарха Московского и всея Руси Алексия II. В конце мая на несколько дней весь город и прилегающие к нему районы были заполнены людьми, приехавшими на торжества. Организовали даже специальные поезда из Москвы в Новгород.

Разрушение барьеров

— Что стало признаками потепления отношений между Церковью и государством в то время? Возвращение храмов или снятие запретов?

— И то, и другое, хотя возвращение храмов в тот момент ещё не приняло такого широкого характера, это были, скорее, единичные случаи. К примеру, на территории РСФСР в 1987 г. Церкви было передано только 6 храмов. Зато в юбилейный год — уже 89, в том числе вернули Оптину пустынь под Калугой, Толгский монастырь в Ярославле и еще семь монастырей. Однако массовым возвращение храмов стало позднее.

Важным было и то, что в конце 1980-х годов в массовом общественном сознании стал формироваться совершенно иной образ Церкви, церковнослужителей, религии вообще. Для очень многих в стране стало ясно, что Церковь и религия — это не «опиум для народа», как нас учили с пелёнок, а важнейший элемент национальной культуры и истории. Через культуру шло сближение народа, интеллигенции с Церковью, возвращение к традиционным православным ценностям. Впрочем, и среди писателей, и в научной среде было уже много тех, кто вернулись в Церковь ещё в годы запретов, хотя до 1988 года такое обращение к религии было чревато серьёзными последствиями. Теперь же этот период заканчивался. Свобода совести и вероисповедания, провозглашённая в советской Конституции, стали из деклараций превращаться в факторы реальной жизни. Даже наука, что тоже очень важно, теперь рассматривала Церковь и религию не с атеистических позиций, а начала по-настоящему изучать религиозные, духовные процессы. Именно в тот период вместо политико-пропагандистской литературы в издательствах и в прессе стали появляться серьёзные научные аналитические публикации, посвященные религиозным вопросам, что свидетельствовало об изменении настроений в обществе. В 1987 году, в преддверии юбилея Крещения Руси, издательство ЦК ВЛКСМ (!) «Молодая гвардия», в котором я служил ведущим редактором, выпустило книгу доктора исторических наук, профессора МГПИ Аполлона Кузьмина «Падение Перуна», посвящённую Крещению Руси. Тогда она вышла тиражом 150 000 экземпляров и разлетелась в одну секунду — это было яркое свидетельство того, что в обществе есть запрос на серьезный разговор о религии, Церкви, истории. Эту книгу мы возили в Новгород и дарили участникам всех праздничных мероприятий.

В общем, перестали существовать барьеры, которые на протяжении всех семидесяти лет существования Советской власти выстраивались коммунистической идеологией вокруг религии. Они буквально на глазах уходили в небытие.

— Почему, как вы думаете, они так быстро разрушились?

— Начался кризис самой коммунистической идеологии. Я прекрасно помню, что уже середине 1970-х годов даже среди так называемых «простых людей» (а я тогда был обычным школьником в небольшом подмосковном городе) разговоры об устроении светлого коммунистического общества воспринимались минимум иронически, а максимум — с жутким скепсисом. Помню, моя мама очень сердилась на отца за то, что ему, когда он стал начальником цеха на заводе, пришлось вступить в партию: в семье денег не хватает, а теперь у него из зарплаты будут ещё и партвзносы вычитать!

Коммунистическая система приобрела формальный характер, потерялась её идейная суть, а некоторые положения доводились до абсурда. Знаменитый анекдот того времени — на артиллерийском училище висит лозунг: «Наша цель — коммунизм!». При этом сами социалистические ценности, как правило, мало, кто отвергал, их теперь, скорее, связывали не с идеями Ленина и Маркса, а с мечтой о создании истинно справедливого общества. За столами нередко произносили тост: «За грядущую социалистическую революцию!», ратуя за восстановление принципов социальной справедливости в полном объёме. Масла в огонь подлил, конечно, продовольственный кризис, который начался в конце 1970-х годов, когда многие продукты питания можно было купить только в крупных городах. Я сам в студенческие годы, на рубеже 1970–1980-х годов домой рюкзаками возил из Москвы элементарную еду, которой не было в 100 км от столицы — масло, колбасу, сосиски, мясо. В итоге, недовольство росло и росло. К сожалению, в конце 1980-х годов этот кризис только усилился. Как следствие, народное недовольство системой только нарастало, как нарастала и общая социальная напряженность.

Народные торжества

— Если бы этого юбилея не было, произошло бы в тот момент потепление отношений государства и Церкви?

— Юбилей сам стал результатом наступивших перемен, он был следствием потеплевших отношений, а не наоборот. И потом, торжества показали, насколько это людям важно. А последующие события, когда народ валом пошёл в Церковь, это ещё раз подтвердили. Недаром 1990-е годы патриарх Алексий II, который возглавлял празднование в Новгороде в мае 1988 года, назвал временем «второго Крещения Руси».

— Почему центрами празднования стали Новгород и Москва, а не, например, Киев?

— Дело в том, что Киев по тем временам был одним из главных рассадников атеизма в СССР. Владимир Щербицкий, первый секретарь ЦК КПУ, был одним из главных гонителей Церкви. В свою очередь, между Троице-Сергиевой лаврой и Москвой, с одной стороны, и Новгородом, с другой, произошло своеобразное «разделение обязанностей». В Троице и Москве, как я уже говорил, прошли официальные церковные мероприятия, а в Новгороде были, скорее, народные торжества — с песнями и плясками на улицах и площадях, с различными массовыми зрелищами и т.д. Кроме того, напомню, в Новгороде праздник имел всероссийский, а не всесоюзный масштаб, за него отвечал Минкульт РСФСР. Поэтому Киев сюда никоим образом не включался, это была другая союзная республика. Но, кстати, в 1989 году этот День отмечался уже в Киеве, а в 1990 году — в Минске. Так что лиха беда начала…

— Как проходил сам праздник в Новгороде?

— Открытие состоялось на Торговой стороне, причём началось оно с Божественной литургии, чего ранее даже в мыслях никто допустить не мог. Потом участники праздника во главе с митрополитом Алексием под звон колоколов, с хоругвями отправились крестным ходом на Софийскую сторону, по мосту через Волхов. Разрешённый крестный ход — это был так необычно для того времени! Правила крестного хода тогда знали немногие, поэтому все ринулись вперёд, каждый хотел побыстрее оказаться на мосту, поближе к голове крестного хода. И — я прекрасно помню этот момент — мост заходил под нашими ногами ходуном, казалось, сейчас мы все рухнем в реку. Тогда нас попросили остановиться, потом разделили на две группы и мы, стараясь шагать вразнобой, уже не торопясь, перешли на Софийскую сторону.

Далее праздник продолжился в новгородском Кремле. Торжества совпали с Днём города, все горожане собрались здесь, вся площадь перед Кремлём оказалась заполнена народом. В Софийском соборе состоялись концерты духовной музыки, пели духовные хоры (самый крупный — из Московской Духовной академии), выступал солист Большого театра Александр Ведерников. В здании новгородской филармонии прошли выступления симфонических и народных коллективов, причём, по окончании толпа зрителей выкатилась на улицу и продолжила петь и отплясывать прямо у памятника «Тысячелетия России», я тогда себе все ноги оттоптал. Позже состоялся творческий вечер писателей: представьте себе забитый под завязку новгородский Дворец культуры, люди сидели и стояли в проходах и чуть ли не на сцене, перед ними выступали Валентин Распутин, Василий Белов, Виктор Астафьев — писатели, которых знала вся страна. На другой день их «разобрали» по институтам, школам, техникумам, где они проводили открытые литературные уроки. Полный зал был и на премьере фильма Николая Бурляева «Лермонтов». В Новгородском пединституте проходила научная конференция. Потом состоялось торжественное открытие памятника на месте, где была найдена первая берестяная грамота. Да много чего было! Мы носились по Новгороду, стараясь успеть везде, где только можно. А по ночам — песни, танцы, и бесконечные разговоры, разговоры, разговоры… Наконец, в последний день было большое празднество в Витославицах, в музее деревянного зодчества…

Вот ведь, прошло тридцать лет, а ощущение искренней радости и восторга от того, по настоящему народного праздника, до сих пор в душе живет.

Беседовал: Никита Брусиловский