Говорят, религия должна быть вне политики, но на деле это невозможно. Для одних вера — спасение, для других — идеологическое оружие и средство обогащения. Как религия влияет на жизнь россиян — в беседе с Ильёй Николаевичем Тарасовым — Руководителем Калининградского регионального отделения Российского общества политологов доктором политических наук, профессором БФУ им. И. Канта.
Сплошной палимпсест
Евгения Бондаренко, журналист KLG.AIF.RU: — Когда-то крещение Руси направило историю по другому пути. А сейчас какую роль играет православие в жизни современных россиян?
Илья Тарасов: — Сегодня, по разным оценкам, более половины граждан РФ доверяют Русской православной церкви. Давайте обратим внимание на другую половину — не доверяющих. Одна из причин то, что сегодня русское православие не направляет ту политическую элиту, которая говорит о себе, как о православной, и стоит на Пасху в церкви со свечечкой в руке, а обслуживает её. Кроме того, когда мы чаще видим батюшек не в сиротских приютах, а на светских приёмах, это тоже отталкивает людей от церкви… Проблема РПЦ в том, что сегодня пользуясь высоким уровнем доверия жителей, она производит экспансию на разные сферы жизни. А когда остановиться, зачастую, не чувствует. Конечно, среди служителей Русской православной церкви масса достойных! А недалёких или тщеславных людей там не больше, чем во всём нашем обществе. Но православие действительно играет в истории страны значимую роль. На РПЦ лежит большая ответственность за то, как распорядиться доверием россиян. Поэтому и спрос с неё больше.
В Калининграде первый православный приход открыли относительно поздно — в 1985 году. Регион переселенческий, а город — образцово-социалистический, как его видела КПСС. РПЦ здесь всегда было тяжело. У нас сегодня нет никакой достоверной оценки влияния конфессий на обстановку в регионе. Я участвовал в нескольких опросах по поводу воздействия общественно-политических сил на ситуацию в области, каждый раз настойчиво рекомендовал включить в него разные конфессии. И раз за разом мне давали понять, что не стоит. Поэтому мы имеем только очень приблизительные, в темноте и на ощупь, сведения об этом. А на самом деле вопрос серьёзный. Если мы лучше будем знать, почему люди приходят в церковь или почему и куда они оттуда уходят, это может быть ключом к предотвращению религиозного экстремизма.
— Вы участвовали в прошлогоднем Всемирном русском соборе. Там говорилось, что регион должен стать форпостом нравственности на границах РФ. А мы справимся с этой миссией?
— Давайте посмотрим на ночную жизнь Калининграда. Какой образец чистоты и нравственности? Портовый город с социалистическим прошлым на это не тянет. Давайте не будем над собой глумиться…
Наша область в культурном плане — сплошной палимпсест (рукопись на пергаменте поверх смытого текста) — наслоение одного культурного текста на другой. Внизу что-то прусское, посерединке трепещет немецкое, поверх этого толстый слой советского и тоненький, ещё жиденький слой русской жизни вне идеологии социализма. Возлагать на такой регион серьёзные обязательства нереально. Не надо повторять анекдот, когда мухе поручили таскать брёвна. Нам бы свою российскую идентичность сохранить. Она растворяется фактически каждый день.
— И что делать?
— Нужно смотреть на область с открытыми глазами. Это зарубежная территория РФ, и никакой своеобычной русской землёй, как Рязань, она не станет. У нас много чудаков, которые выступают за всё русское и против всякой «кёнигсбержщины». Давайте найдём что-то среднее.
Ярким в социальном плане временем для развития области было начало 90-х гг., открытие границ. В Калининграде очень быстро произошёл отказ от советского образа жизни. Мы быстро научились потреблять всякую гадость. Но и быстрее, чем остальная Россия, с этим разобрались.
Мы сегодня сравниваем себя не с Новгородом и Псковом, а с Клайпедой и Гданьском. Нам недоступна большая Россия в массовом порядке. Наша идентичность хорошо передана в известной песне местной группы «Паровоз»: «Как отметить День России? Закупом в Бедронке!»
— А молодёжь, которая выросла после распада СССР — ваши студенты — кем себя чувствуют?
— Они чаще бывают в Европе, чем в большой России. Но когда их спрашиваешь: «Европейцы ли мы?» Отвечают: «Нет». Я попросил коллегу в Уральском федеральном университете провести опрос — считают ли себя европейцами его студенты? Оказалось, что там европейцев больше, чем здесь. Мы со своими социокультурными установками и предпочтениями в большей степени похожи на среднего европейца, чем на жителя Урала. И идентифицируем себя больше с Россией! В Калининграде сильна именно политическая российская идентичность. Мы не редко не разделяем идей демократии и объединения Европы. Мы чуть ли не ушами аплодировали, когда Великобритания проголосовала за выход из ЕС. Это — типичное неевропейское поведение. Очень интересный феномен.
Игры неудачников
— Время от времени в области запускают «утку» о том, что всем раздадут немецкие паспорта. А недавно на польском сайте появилось обращение, в очередной раз просят переписать указатель: Калининград поменять на Крулевец.
— Это всё игры неудачников. К этому надо относиться спокойно. Никаких немецких паспортов, Короляучусов, Крулевцев, Кёнигсбергов здесь не будет. Сложившийся здесь статус-кво всех устраивает. Договор 1970 года между СССР и ФРГ никто нарушать не собирается.
— Вообще-то и Европа уже не та. За какие-то два — три года она перестала быть уютной и безопасной — недавние теракты во Франции убедительно говорят об этом. К нам тоже ежегодно прибывают мигранты. Есть опасность?
— Политический ислам сегодня радикален, но это болезнь роста. С точки зрения истории, это нормально. Только этот промежуток времени вмещает несколько поколений, и трагедия в том, что наша с вами жизнь закончится раньше, чем эта фаза развития ислама. Но в конечном итоге промышленно развитые страны, которые совладают с миграционной волной, окажутся в выигрыше. Россия не в их числе. Мы не знаем, что делать с миграцией, ведём очень странную миграционную политику. За основу взяли западногерманский образец 1960-х гг., когда в ФРГ приглашали гастарбайтеров из Турции. В первую очередь потому, что они отличались от местного населения, их легко было контролировать.
Сейчас в область приглашают мигрантов из Центральной Азии не для того, чтобы они интегрировались, а в надежде, что они заполнят нишу на рынке труда и при необходимости будут легко удалены полицейскими методами. Но жизнь берёт своё: мигранты стремятся остаться. И если мы ведём политику, не направленную на интеграцию, мы провоцируем мигрантов. А когда люди начинают конкурировать за ограниченные экономические ресурсы, столкновение возможно. И тут религиозный фактор начинает играть свою роль.