В преддверии 75-летнего юбилея ведущего эксперта Российского общества политологов Валерия Иванович Коваленко, доктора философских наук, профессора, заведующего кафедрой российской политики факультета политологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, Исполнительная дирекция РОП публикует интервью о развитии политологического образования в России.
– Валерий Иванович, известно, что в России и Советском Союзе политология как отдельная отрасль научного знания не рассматривалась, а изучение проблем власти и общества велось в междисциплинарном ключе. Когда, по Вашему мнению, политология в нашей стране официально была выделена в самостоятельную науку?
– Актом официальной институционализации политологии можно считать утверждение в 1988 году новой номенклатуры специальностей научных работников, куда были включены специальности по политическим наукам. Это открыло путь к созданию инфраструктуры, необходимой для становления и развития современной политической науки, а также соответствующей системы образования. В этом же году в Ленинградском (тогда еще) государственном университете была создана кафедра политологии, первая на тот момент в стране.
Осенью 1990 года в Высшей аттестационной комиссии был утвержден первый экспертный совет по политическим наукам, тогда же стали появляться и специализированные диссертационные советы по политологии.
Постепенно в вузах России стали создаваться кафедры и отделения политологии, преподаваться учебная дисциплина – «Политология». На сегодня в стране насчитывается чуть более 100 лицензированных вузов, осуществляющих специализированную подготовку по политологии, до 200 кафедр, где политология читается как общегуманитарная дисциплина.
– А в какие периоды становление политической науки происходило в МГУ?
– Московский университет – первый университет в России – в своей истории насчитывает 266 лет. Прошедшие два с половиной века были и периодом институционализации в Московском университете того направления в науке, которое мы сегодня называем политологией. Уже с момента его создания в 1755 году М.В. Ломоносовым и И.И. Шуваловым в его структуре в числе десяти первых кафедр была и кафедра политики.
Первый систематический курс политики стал читаться в университете с 1764 года. Позже Указом Александра I от 5 ноября 1804 года в Московском Императорском университете было создано отделение (факультет) нравственных и политических наук. Такой симбиоз морали и политики соответствовал духовному строю российской интеллигенции, всегда отстаивавшей чувства высочайшей гражданственности и ответственности перед страной и народом. И хотя впоследствии имели место многочисленные структурные перестройки и в николаевское время факультет был закрыт, такие настроения в Московском университете не прерывались, равно как не было прервано и развитие здесь политической мысли, и преподавание политической теории.
– Коллеги часто отзываются о Вас как о ведущем политологе, приложившем немало усилий для поддержки политологии в регионах России. Как Вы можете оценить развитие политологии в российских вузах?
– Самостоятельные политологические школы сложились не только в классических университетах (таких, как МГУ, СПбГУ), но и в специализированных вузах (МГИМО, ВШЭ, РУДН, некоторые отраслевые университеты). Достаточно быстро такие школы начали формироваться не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и во многих других городах (Казань, Краснодар, Ростов-на-Дону, Саратов и других). Разработка проблем политической науки уже с начала 1990-х годов стала активно осуществляться и в системе РАН (ИНИОН, Институт социологии, Институт философии, Институт государства и права, Институт Европы и других), во многих из которых были открыты отделы или сектора политологии.
– Что предшествовало становлению научных школ? Появление каких институтов в современной России связано с их организационным оформлением??
– В январе 1991 года увидел свет первый номер журнала «Политические исследования» (ПОЛИС) – специализированного журнала по политологии. Позднее к нему присоединились журналы «Полития», «Космополис», «Власть» и другие (в том числе – и специализированные журналы ведущих университетов). В стране в официальном порядке начинает утверждаться список научных журналов, рекомендованных ВАК. Также появляется значительное количество аналитических и прогностических центров, консалтинговых фирм, центров политических (чаще всего – избирательных) технологий, однако в профессиональном сообществе признаются авторитетными лишь немногие из них.
Координатором политологических исследований и разработок в стране выступает ряд организаций и объединений. Следует отметить роль Российской ассоциации политической науки (РАПН), возникшей в 1991 году. Ее предшественницей была Советская ассоциация политических (государствоведческих) наук (САПН), созданная в 1960 году. Заметную роль в профессиональном сообществе играет Академия политической науки (АПН), начавшая свою деятельность с 1995 года. Мощно и ответственно начало свою работу Российское общество политологов (РОП), проведшее свой первый съезд в 2014 году. В отличие от уже существующих структур РОП концентрирует усилия не только на разработке собственно научной проблематики, но и на многих других аспектах жизнедеятельности политологической корпорации (поддержка молодых исследователей, профессиональный стандарт, профессиональные лифты и другие). Общество опирается на поддержку Ассоциации работодателей в области политических профессий.
– Валерий Иванович, для подготовки политическим, как и любым другим, профессиям требуются устоявшиеся образовательные стандарты. С какими трудностями столкнулось политологическое образование на первом этапе своего оформления?
– Рубеж 1980 – 1990-х годов XX века был ознаменован не только отходом от мертвящих догм официальной схоластики, но и зримым включением в становящуюся политическую науку представлений вненаучного толка. Для политологического образования это было временем расцвета экзотических предложений: пора-де отойти от «скучных» академических курсов и читать политологию по «Собачьему сердцу» М. Булгакова или по «Бесам» Ф. Достоевского. Авторам таких предложений просто не приходило в голову, что наука, любая наука, немыслима без системы своих категорий и соответствующей методологии. Профессиональных политологов в стране практически не было, отсутствовали специализированные кадры. Нужно отметить и то, что именно в этот период стали получать развитие негосударственные образовательные структуры, и в учебный процесс включались подчас лица, далекие от соображений профессиональной выдержанности и пиетета к теоретическим основаниям знания. Но главное даже не в этом: нам крайне необходимо было всемерно учесть те проблемы в развитии политологии, которые наиболее явственно обозначились к концу века.
Не буду говорить о вполне закономерных трудностях роста (отсутствие подготовленных курсов, учебников, переводных изданий и так далее). Это нужно было пережить, разумеется, предпринимая напряженнейшие усилия по становлению нового учебного направления. И в целом развивающееся политологическое сообщество с данной задачей справилось в достаточно сжатые сроки. Нужно отметить, что интересные наработки стали появляться не только в столичных, но и в ряде периферийных вузов – сначала на уровне отдельных специалистов, со временем – в виде вполне оформленных научных направлений. Свою роль, несомненно, сыграла грантовая поддержка, благодаря чему появилась, в частности, возможность объемно осмыслить переводную специальную литературу. Принципиально более сложной была проблема выявления самих оснований политической науки, структуры и параметров политического образования, в ситуации полного отсутствия необходимого профессионального опыта.
– Вы непосредственно участвовали в разработке первых трех поколений государственного стандарта по политологии в составе специализированной группы ученых. На какие достижения мировой и отечественной науки Вы опирались в своей работе?
– Повторюсь, что в условиях отсутствия необходимого опыта у отечественных ученых, естественно, необходимо было особое внимание уделить осмыслению всех тех положений, которые уже были наработаны мировой наукой. Со временем, однако, для нас, разработчиков модели политологического образования, осознавалось все более ясно, что становление национальных школ политологии отличалось и существенным разнообразием. Пожалуй, наиболее серьезными в данном аспекте являлись проблемы, связанные с возможностями анализа политических процессов в их либо институциональном, либо социокультурном измерении. Вопрос для нас был непростым. Понятно, что как стержневые в такой парадигме выступают вопросы выявления некоторого инварианта в функционировании власти и властных отношений, утверждения известных международных стандартов в сфере политики и других областей общественной жизни.
В то же время в мировом политическом сообществе (и это проявилось задолго до того, как накал и драматизм отечественных реформ остро поставили вопрос о поведенческих и психологических матрицах россиян) довольно основательно прорабатывалась проблема границ (или ограниченности) институциональной модели. Сошлюсь, в частности, на пример с оценками перспектив тоталитарных режимов, которые в классической традиции трактовались как своего рода непроницаемые монады, как исключительно стабильные политические образования, не имеющие имманентных источников своего разложения. И хотя звучали негромкие возражения против такой позиции со стороны приверженцев некоторых течений политической мысли, они, как правило, не признавались ни основательными, ни серьезными. Политическая практика рассудила спор по-другому. Можно вспомнить и об эволюции теории модернизации, которая, начав с инвариантных разработок, выполненных, как правило, в русле индустриализма, линеарных моделей развития, позднее в лице наиболее авторитетных своих представителей все более широко стала включать в свой анализ социокультурные основания модернизационных процессов.
Вот почему при разработке модели образования мы исходили из того, что нельзя позволить себе замкнуться исключительно на властной сфере общественных отношений, пусть они даже и выступают конституирующим основанием политической жизни. Без предметного осмысления социетальных оснований политического процесса, без философии политики, этнополитологии, политической психологии и так далее мы могли оказаться в роли «вечно догоняющего», остаться в положении объекта, но не субъекта политологического творчества, то есть попасть в заведомо проигрышнее (относительно мирового уровня) ситуацию. С самого начала мы настояли на включении в политологическое образование всех этих и некоторых других дисциплин.
– А какие главные отличия западной и отечественной специфики политологического знания Вы отмечали в процессе разработки российских образовательных стандартов?
–В нашей стране утвердились традиции, в значительной степени отличавшие отечественную политическую мысль от начавшей развиваться с начала XX века политической науки на Западе. Если для американской политологии изначально были характерными установки, восходящие к канонам социологической науки, юриспруденции (отчасти – к психологии), то политические мыслители России ориентировались в большей степени на разработку более общих концептов, проблему смыслов, политико-антропологических измерений бытия, исторических судеб страны и тому подобного. Однако в целом, и это надо признать, своего полного академического оформления политическая наука в стране (за немногими исключениями – наследие М.Я.Острогорского, А.С.Ященко и др.) не получила – ни в дореволюционный период, ни в российском зарубежье, ни в советские времена.
– Какой проблематикой в настоящее время занимаются отечественные политологические коллективы и школы в своих исследованиях?
– Политологи России сегодня активно разрабатывают широкий круг вопросов, которые связаны с осмыслением специфических черт политической среды и «человека политического», их влияния на развитие общества и его отдельных компонентов; с анализом основных тенденций современного мирового политического процесса и перспектив глобальных социально-политических изменений; с совершенствованием понятийно-категориального аппарата и методологического инструментария политической науки; с развитием технологии и техники эмпирических политических исследований, способов и методов политической мобилизации. Значительное место в политологических исследованиях занимают вопросы, связанные с российской проблематикой (особенности отечественной политической традиции, социокультурные основания политического процесса в стране, особенности взаимодействия государства и общества, власти и бизнеса и др.). Естественно, что все это находит отражение в содержании политологического образования, самой модели будущего профессионала. К сегодняшнему дню можно определенно констатировать, что политологическое сообщество в стране вполне сложилось и обрело состояние своего устойчивого развития.
– Валерий Иванович, можно ли констатировать, что сложный путь становления политологического образования в России пройден и дисциплину «политология» можно отнести к устоявшемуся отечественному научному знанию?
– Вот здесь ситуация такова, что, с одной стороны, мы не можем позволить сегодня ссылками на уникальную неповторимость России сами вытеснять себя на периферию научного знания. Наша страна подчиняется тем же принципам и закономерностям политического процесса и организации политической жизни, что и другие государства. Но, с другой стороны, она и глубоко своеобразна, и не учитывать это своеобразие также будет не меньшим, а, может быть, еще большим просчетом. В общем плане можно заключить, что требуется отход от логики линейного мышления; напротив, нам необходимо глубоко и объемно осмыслить принципы и механизмы взаимосвязей всего того, что диктуется непреложной логикой исторических императивов, и всем тем, что вытекает из оснований отечественной политической традиции.
Однако, как показала последующая практика, на уровень согласованных позиций политологическое сообщество страны пока не вышло. Подходы, призванные дополнять друг друга, структурируются очень часто в конфронтационном ключе, с заметным выпячиванием идеологического компонента, реализуют себя в принципиально несвойственной для научной (тем более, учебной) литературы манере. Поэтому вопрос оптимизации инвариантных оснований политического знания и тех качеств, которые рождаются всем строем российской цивилизации, остается по-прежнему крайне актуальным и востребованным.
– Является ли такая ситуация непреодолимой для отечественной политологии и обусловлена ли она, по-Вашему мнению, продолжающимся утверждением роли России в мировой политике?
– Период становления новой демократической государственности был сложным и противоречивым, отличался исключительным накалом, шел не без существенных издержек, в том числе в духовно-идеологической сфере, в науке, в системе образования. В одной из работ середины девяностых годов я встретился с таким пассажем: «Если характеризовать… российское общество как некую гиперличность, то сегодня можно достаточно уверенно говорить о следующих его чертах: слабое физическое и психическое здоровье; низкий уровень профессионализма и трудолюбия; привычка к патернализму, необязательность и безответственность; деформированная система ценностей; мифологизированность сознания, агрессивность, привычка к образу врага; рудиментарное правосознание и вороватость; малокультурность, малообразованность с изрядной долей вандализма; неспособность к самопознанию и самоорганизации в своих интересах; деформированный генофонд; алкогольная зависимость». Эти тотальные качества русского народа, а значит – и субстанциональные черты России, как они трактовались в книге, выражаются в перманентном подавлении обществом интеллектуальных начал, в извечной охлократичности, в иррационализме и фанатизме, в отсутствии всякой потребности в демократии, в полной аморальности российского общества в целом. В прошлом – пустота: «За всю историю своего существования Россия не родила ни одной личности масштаба Аристотеля, Эвклида, Леонардо де (так у автора) Винчи, Ньютона, Декарта, Эйнштейна, Винера и такой список можно было бы продолжить». Впереди – историческая обреченность, «финишная прямая тотального саморазрушения». И – следует общий вывод: «Россия – не Восток и не Запад. Россия – урок Востоку и Западу».
Безусловно, этот пассаж можно расценивать как пример околонаучного хулиганства, но ведь надо помнить, что многими специалистами в 1990-х годах как главная обозначалась задача – прорвать защитные бастионы русской культуры. Все это в той или иной степени сказывалось и в модели политологического образования.
Выступая на первом съезде Российского общества политологов, ректор Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта А.П. Клемешев отмечал: «Когда в условиях ценностного вакуума, слома прежней ценностной системы появилась потребность в новых инструментах, мы попытались заимствовать западную модель общественных наук, в том числе политической науки. Мы использовали термины западной политологии… Мы переняли прежде всего некие доктрины, идеологизировали их.., не придавая должного значения вопросам научности, идеалов и норм научности, процедур и норм научного исследования». И в рамках такой парадигмы воспитано уже целое поколение политологов.
Система образования, между тем, это не просто механизм передачи знаний, это и духовное пространство, наполненное вполне определенными смыслами. В этой связи, наибольшей на сегодня эвристической ценностью планеты, которая, сообразуясь с законами мироздания, идет по своей и только своей орбите, срыв с которой грозит катастрофическими последствиями, носящими к тому же совсем не локальный (внутренний) только характер. Иными словами, космогонический (по масштабам и сути) процесс творения цивилизаций еще отнюдь не закончен, и Россия, далеко не последняя среди них, еще может сказать свое слово.
Именно в этой плоскости возможно взращивание национальных научных школ, укрепление национальных традиций в образовательном пространстве. В конечном итоге – утверждение и продвижение наших национальных интересов.
– Валерий Иванович, предлагаю перевести беседу в практическую плоскость. Говоря о развитии системы подготовки политическим профессиям в России, какие задачи по обучению будущих специалистов на политологических кафедрах и в вузах?
– Здесь мы изначально столкнулись с проблемой, сразу же потребовавшей решения: соотношения теоретических и прикладных (инструментальных) аспектов политологического знания в образовании. Важно было отойти от традиций прежней обществоведческой подготовки, когда кадры обществоведов в советский период готовились при ориентации, прежде всего, на потребности системы образования и соответствующих научных учреждений.
Время между тем изменилось кардинально. Рухнула прежняя система распределения, высшая школа не могла поглотить такого количества молодых специалистов, остро стояли проблемы освоения нового теоретического массива. Вместе с тем, резко возросла потребность в таких выпускниках, которые могли бы работать в сфере практической политики.
Изучая проспекты ряда зарубежных учебных центров, я обратил внимание на то, что в некоторых из них отмечается, что присуждение степени бакалавра по политической науке не предполагает получения какой-то определенной специальности. Однако теоретическая и аналитическая подготовка в этой области открывает перспективы для разнообразных профессий. Прежде всего, она необходима для тех, кто в дальнейшем собирается заниматься политикой и административной деятельностью. Продолжив учебу, можно стать управляющим в городских службах, специалистом в области бюджета, занимать разнообразные управленческие должности на местах, в штатах, в национальных и международных организациях.
Аналитические и управленческие навыки, приобретаемые политологами, вполне приложимы к сфере бизнеса: сюда идет около трети всех выпускников, специализировавшихся по политологии. Многие журналисты и радиокомментаторы имеют эту профилирующую специализацию. И, безусловно, традиционной карьерой для выпускников остается преподавание в колледже.
В учебных планах американских университетов по политологии, наряду с изучением экономики, истории, социологии, компьютерной науки и иностранного языка (считаются полезными также курсы по географии, антропологии, психологии, философии и общению) специализирующимся по политической науке предлагаются, в частности, такие дисциплины, как «Политика и правительство штата», «Американский город», «Общественное мнение и поведение электората», «Политика и качество окружающей среды», «Общественная администрация», «Бюджет и политика», «Вооружение и переговоры», «Административный закон», «Психология и политика» и другие.
Вопрос о практической политологии в России в наши дни особо актуален. В политике наступает время профессионалов: терпимый в начале 1990-х годов дилетантизм уже не вызывает ни уважения, ни доверия, ни должной степени общественной поддержки. Сегодня стране, как никогда, нужны политологи-референты, политологи-консультанты, политологи-эксперты. Следовательно, наша обязанность — не только дать студентам знания из собственно теоретических областей политической науки, но и научить их современным политическим технологиям: методикам разработки сценариев политического развития, методам политического анализа и прогнозирования, технологиям политической мобилизации (в частности, технологиям избирательной кампании), методам расчета политических рисков и другим.
– Когда Вы были куратором направления «Политология» в Учебно-методическом объединении России по классическому университетскому образованию, а также в качестве сопредседателя Национальной коллегии политологов-преподавателей, Вам приходилось организовывать ряд встреч по вопросам совершенствования Госстандарта в различных городах России. Соответствовало ли понимание представителями университетского сообщества в регионах выделенным Вами задачам подготовки политологических и политических кадров?
– Вообще, ситуация в сообществе политологов, представляющих российскую высшую школу, продолжает вызывать чувства некоторого интеллектуального и профессионального дискомфорта. С одной стороны (это характерно для ряда крупнейших вузов), можно встретиться с настроениями известного снобизма: университеты-де — домены культуры, основное внимание здесь должно быть уделено разработке (и соответственно преподаванию) исключительно теоретических аспектов — вся «инженерная» часть должна быть передана на более «низшие» этажи.
Распространены и другие настроения. Вызывает тревогу тот факт, что некоторые руководители политологических структур (в основном из периферийных вузов) в моделях политологической подготовки настоятельно требуют «освобождения» от «ненужной» теории (звучали даже выражения – «теоретическая дохлятина»), сведения ее к минимуму.
Позволю, в этой связи, сослаться на мнение ряда зарубежных коллег, представляющих развитые направления политологии. В период создания политологического отделения в МГУ нашим гостем был Р. Пайпс. В ответ на вопрос, каким бы он видел структуру будущего отделения, он заявил, что 70% всех кадров сосредоточил бы на кафедре истории политических учений. Я, разумеется, не принимаю это процентное соотношение, но готов разделить пиетет американского коллеги к этому направлению как к именно теоретической лаборатории политической мысли. Вторая встреча состоялась с Р. Далем. Когда я поделился с ним своими соображениями о развитии прикладной политологии, он заметил: Только не повторяйте наших ошибок. Мы сделали одно время упор на прикладных аспектах, и через три года к нам стали приходить выпускники с просьбами обеспечить дополнительную углубленную теоретическую подготовку.
Считаю необходимым со всей резкостью выступить против мнения о возможности простой замены теоретической политологии прикладными ее аспектами. Это противоречит всей логике развития политического знания. В теории политической мысли всегда выделялись две линии. Первую из них условно можно обозначить как «линию Аристотеля», который «мир политического» сопрягал с ценностными его измерениями. Вторая — «линия Макиавелли» — мир политических технологий. Односторонняя ориентация на аксиологические стороны политики делает общество слабым в технологическом отношении. Напротив, ставка лишь на политические технологии, маня искусом мнимой эффективности ближайших политических результатов и выгод, будет вести к утверждению в политологической среде стандартов интеллектуального и политического цинизма, в конечном итоге, неизбежно обернется непрофессионализмом и даже профессиональным крахом. Речь, таким образом, должна идти не о механической смене приоритетов, а о нахождении оптимума в сочетании теоретических и прикладных аспектов политической науки.
– Валерий Иванович, если резюмировать, то в чем Вы видите выход для решения проблем модернизации системы высшего образования в стране и совершенствования отечественного политологического образования?
– Оформление действительно современной модели специалиста-политолога требует, с моей точки зрения, оптимизации институциональной и социокультурной парадигм в политической науке, а также ее теоретической и инструментальной сторон. Вполне плодотворным могло бы стать осуществление совместных магистерских программ (политолога-юриста, политолога-экономиста, политолога-журналиста). Способность к взвешенному и выверенному политическому анализу, помноженная на соответствующие компетенции другого профиля, могла бы привести к кумулятивному эффекту, придать выпускникам дополнительную востребованность на рынке труда, что-то прибавить обществу в целом, в конце концов.
Важной проблемой, которая стоит сегодня перед университетским сообществом, выступает проблема утверждения профессионального стандарта политолога, что существенно повысит стартовые возможности выпускника и перспективы его карьерного роста. С этой проблемой связана и задача существенной переработки Государственного образовательного стандарта по политологии.
Для решения перечисленных проблем я хотел бы выделить одно непременное условие – это обеспечение фундаментальности университетского образования. Нужно осознать, что определение «политолог» в нашем обществе основательно подмочено; подмочено многими «авторитетными» заявлениями, звучащими от имени политологического сообщества на телевидении, зафиксированными на страницах периодической печати. Возможности политики очень часто, к сожалению, сводятся у нас к возможностям политических технологий, фактически – к умению манипулировать общественным мнением. Начинают даже звучать ноты о «хорошем» и «плохом» манипулировании. Необходимо все же помнить о том, что инструмент манипулирования имманентно противопоставлен требованиям демократического развития, сводя на нет возможности политического участия индивида. Элите также нужно задуматься о смысле формулы: «Политик мыслит категориями выборов, государственный деятель – категориями государственных интересов». Залог успешного развития любого общества, входящего в свои стабильные рамки, — в сфере демократической реализации системы национально-государственных интересов. Вне понимания этой задачи и любой политолог – эксперт, аналитик, консультант – очень скоро может продемонстрировать свою профессиональную несостоятельность.
Проблемы модернизации системы высшего образования в стране, совершенствования политологического образования не могут решаться только в системе государственной бюрократии, их обязаны решать мы, решать выверено и точно.
– Валерий Иванович, спасибо за исчерпывающие ответы на все вопросы! И надеемся, что обозначенные в нашей беседе проблемы найдут отражение в докладах и дискуссиях 3 февраля 2021 года в рамках конференции «Политическая наука и политологическое образование в России: основные вехи, проблемы и перспективы (к 30-летию образования отделения политологии в МГУ)».
– Спасибо Вам и до встречи, с нетерпением жду всех коллег на конференции!